Самая страшная книга 2014 - Алексей Жарков

За всеми этими рассуждениями Горислав Игоревич даже не заметил, как солнце закатилось за горизонт.

На экваторе сумерек не бывает, поэтому стемнело сразу; высыпали первые, по-южному яркие звезды. Вот и наступает его вторая ночь на Сладулине, вздохнул профессор. А сколько событий за одни лишь сутки!

Но переживет ли он эту ночь, задумался вдруг Костромиров. Ведь, под чьей бы личиной ни скрывался маньяк, он наверняка уже догадался, что московский гость знает о его существовании. И прислан сюда владельцем острова не случайно. Или еще не догадался? Профессор принялся лихорадочно вспоминать все сказанные им за день слова и совершенные поступки… Нет, пожалуй, каких-либо весомых причин для подозрений он Мулю не предоставил… С другой стороны, маньяку и не нужны весомые причины!

Ложиться спать без гарантии увидеть рассвет Костромирову как-то не улыбалось. Решено! Необходимо еще до наступления ночи выяснить, кто из жильцов дома Муль.

Ученый, стараясь не шуметь, вышел в коридор и вновь осмотрел все двери. Заперты. Он остановился у входа в одно из помещений в южной половине здания. Именно здесь, со слов сторожа Антохи, проживает управляющий Ковалев. Мгновение поразмыслил и негромко постучался. Никакого ответа. Постучал еще раз, уже настойчивее — тот же результат. Приложил ухо к двери. Тишина. Попробовал заглянуть в замочную скважину. Но смог разглядеть лишь пустое пространство в центре комнаты и кусочек зашторенной балконной двери. По словам того же Антохи, майор один занимал двухкомнатный номер. М-да, однако, не похоже, чтобы здесь вообще кто-нибудь жил. Тут профессор припомнил, что ни разу не видел майора заходящим в эту дверь или выходящим из нее. Ну, положим, времени прошло еще недостаточно. Он мог запросто пропустить эти моменты… Однако за сутки он не слышал даже хлопанья двери!

Гориславу Игоревичу захотелось немедленно дернуть Ковалева за усы. А заодно и за нос. В его душе росло и все более укоренялось убеждение, что в этом случае пышные усы майора непременно отклеятся, а картофельный нос отвалится.

Он спустился вниз, прогулялся по первому этажу, заглянул в гостиную, потрогал запертую дверь бойлерной. Так, а где туалет? Сторож, помнится, про него упоминал… Ладно, бог с ним. Кто станет прятаться в туалете? Костромиров вошел в столовую. Там тоже никого не было, к ужину еще не накрывали. А где же все?

Вдруг профессор услышал звуки глухих ударов — хряп!… хряп!… хряп! — словно где-то чего-то рубили. По его спине невольно пробежал предательский холодок. А мозг услужливо нарисовал жуткую картину: красноносый Ковалев в забрызганном кровью фартуке, азартно топорща усищи, расчленяет топором тело очередной жертвы.

Удары доносились из-за чуть приоткрытой двери в дальнем конце столовой. Костромиров огляделся вокруг в поисках какого-нибудь увесистого предмета. Ага, бронзовый канделябр! Он взвесил его в руке, удовлетворенно кивнул и отправился на звук.

Держа импровизированную палицу наготове, он аккуратно толкнул дверь. Та медленно и бесшумно отворилась. Взорам Костромирова предстала квадратная комната, каменные стены которой были сплошь увешаны всевозможной кухонной утварью: сковородами, кастрюлями, горшками, половниками и прочим. Справа от двери располагалась огромная, пышущая жаром плита, слева — массивный деревянный стол. В помещении также имелись вместительный холодильник и морозильная камера. Рядом со столом возвышалась Татьяна Степановна и что-то рубила тяжелым сверкающим тесаком. Всякий раз, отводя руку в мощном замахе, она угрожающе произносила: «А вот тебе…», и, нанеся сокрушительный удар, выдыхала: «На!»

Уже догадываясь, что увидит, профессор все же подошел ближе и заглянул ей за плечо. Так и есть — женщина разделывала птицу. Ему оставалось только мысленно посмеяться над своими страхами.

Тут повариха смахнула готовые куски в сковороду, а на разделочную доску шмякнула новую тушку индейки. Размахнулась, сказала: «А вот тебе…» и первым же ударом разрубила индейку пополам: «На!»

Вот это удар, восхищенно крякнул ученый. И моментально вспомнил предостережение Сладунова о нечеловеческой силе Муля.

Татьяна Степановна оглянулась, увидела гостя и смущенно заулыбалась:

— Нешто проголодались? А я тут пока с картохой проканителилась… то да се… Через часок приходите, тогда можно будет кушать.

— Ничего, ничего, — заверил ее профессор, спрятав канделябр за спину, — я не спешу. Я просто так зашел… А где Василий Васильевич, не знаете?

— Василич-то? — презрительно скривилась повариха. — Где ж ему быть? Поди надрался уже, да где-нить дрыхнет, огрызок красноносый.

— За что вы его так? — улыбнулся Костромиров, с опаской поглядывая на тесак, который женщина продолжала держать в руке.

— А… терпеть не могу маленьких мужичонков!

— Какой же Василий Васильевич маленький? Он среднего роста.

— Огрызок и есть, — отрезала Степанида, махнув тесаком, — На цельную голову ниже меня. Да ко всему алкаш.

Ученый предпочел больше не спорить на эту тему. Заметив на столе кофейник, он попросил:

— Можно мне чашечку кофе?

— Вот я дурында старая! — заохала Степанида — Сама-то не догадалась предложить!

Она налила ему горячего кофе в большую глиняную чашку и указала на стул.

— Да вы садитесь, чего столбом-то стоять. Садитесь и попейте как следует. Может, вам к кофию гренок подать? Холодные, правда.

— От гренок не откажусь, спасибо.

Повариха отложила, наконец, страшный тесак в сторону, вытерла руки о передник и поставила перед ним блюдо с гренками.

— Скажите, Татьяна Степановна, — продолжил расспросы ученый, — откуда вы продукты берете? Сами в Мале ездите или как?

— Раз в три дня оттель катер приходит. А если чего особенное требуется, Антоху посылаем. Он с ентим катером в Мале уплывает, отоваривается там, а после, уже на такси ихнем водном, возвращается.

— Не очень удобно, — посочувствовал Горислав Игоревич, — лучше, если бы на острове свой катер был.

— Пожалуй, допросисьси, — с неожиданной злостью процедила толстуха. — Нашего еще тот жмот! На всякой малости экономит. А тут — катер!

— Да-а, катер нужен, — покивал профессор, с интересом наблюдая за женщиной. — На той лодчонке, что у Антона, далеко не уплывешь.

— Куды уж!

— Кстати, а где Антон?

— Небось, на рыбалке.

— Так темно уже!

— А ему все одно.

— М-да… Свежая рыбка — это хорошо. Какая обычно здесь ловится?

— И-и! Хрен на веревочке у него ловится, а не рыбка!

— Это почему?

— Какой из него рыбак, из дурачка малохольного? Он даже крови боится.

— Неужели?

— На дух не выносит. Тут третьего дня видала я, как он с комаром расправляется. Так, верите ли? он его бумажкой раздавил, чтоб кровью, не дай бог, не замараться. Умора! Ой, что это с вами? Поперхнулись; никак? Постучать по спине?