И пала тьма - Джеймс Клеменс

Он с благодарностью упал в темноту.

* * *

Неизвестно, как долго Тилар провисел на острие агонии, бездумно и невесомо. Боль отказывалась отступать, не давая ни малейшей передышки. Она без устали рвала его огненными когтями.

И вдруг пытка закончилась.

Внезапное прекращение боли пробудило Тилара, будто макание в ледяную прорубь. Зрение неторопливо возвращалось, только его затуманивали слезы.

Тилар глянул вниз, ожидая увидеть разверстую рану с вывалившимися внутренностями. Но кожа оставалась нетронутой, лишь тонкая полоска на животе дымилась от соприкосновения с раскаленным лезвием.

Бальжер снова склонился над ним и поднес к его лицу оружие.

— Осененный моей Милостью зловещий кинжал одновременно и режет, и лечит. Я могу кромсать тебя день и ночь, а ты не ослабнешь от потери крови и не умрешь.

Он занес кинжал и воткнул его в плечо Тилара, так что лезвие прошло насквозь и вонзилось в дерево дыбы.

Тилар, не в силах сдержаться, закричал.

Бог выпрямился, оставив кинжал в ране.

— Или я оставлю его здесь. Пусть режет и лечит, оставляя только боль, которая все время будет свежей.

Тилар извивался. Его не раз протыкали стрелы и клинки. Первая, сильнейшая боль от удара всегда постепенно стихала. Всегда, но только не сейчас.

В глазах темнело, но движение у изножья дыбы привлекло его уплывающее внимание. Роггер возник у его связанных ног.

— Прости, Тилар.

С этими словами вор ухватил его мизинец, встретился с Тиларом глазами и ловко сломал палец.

Крохотные кости хрустнули.

По сравнению с плечом, боль показалась незначительной, но на вдохе она волной захлестнула ногу и разлилась по всему телу. Исцеленные Милостью кости снова трескались, уродуя тело. Под наплывом новых мучений огненный укус кинжала перестал ощущаться.

Но даже сквозь пытку Тилар почувствовал, как что-то вырвалось на свободу из клетки его тела. По мере его исхода треснутые кости срастались криво и с наростами, и наконец его скрючило, суставы закостенели, и к Тилару вернулось старое, изувеченное тело.

Боль отступила, осталось только жжение от раны в плече. Казалось, языки пламени лижут его плоть вокруг кинжала.

В свете факелов из его груди, совсем как из трубы пекаря, поднимался темный, чернее теней, дым. В клубах тьмы открылись метающие молнии глаза.

Стражники рассыпались по камере, прижимаясь к стенам. У некоторых от испуга мечи повыпадали из рук.

Бальжер не сдвинулся с места. Его взгляд не отрывался от колонны дыма, которая разливалась, подобно пролитым чернилам, по низкому потолку темницы.

Из облака тьмы отделилось извивающееся щупальце и скользнуло вниз, на ходу из него образовались шея и голова. Как две волны, развернулась пара крыльев. Серебряные глаза сияли ярче белого пламени. Демон завис вниз головой на потолке, как летучая мышь, и оглядывал камеру. Его крылья заботливо прикрыли Тилара. Среди каменных стен заметался тонкий, за пределами слышимости, вой. От него волосы на руках вставали дыбом.

Горбатый стражник ткнул в демона пикой. Наконечник тут же растаял, и расплавленная сталь расплескалась возле сапог солдата. Древко запылало и рассыпалось пеплом, стражник едва успел бросить его и выскочить за дверь. Остальные гвардейцы последовали за ним. Верность лорду Бальжеру поддерживалась страхом. Но демон казался страшнее.

Через несколько секунд Бальжер остался наедине с чудовищем.

Бог прищуренным взглядом рассматривал дред хаула.

— Я знаю тебя, создание тьмы. Отродью наэфира не место в мире плоти.

Дымовая грива демона взметнулась, а морда заострилась. Он вытянул шею и оказался нос к носу с богом. Бальжер попятился, и белое сияние глаз демона вспыхнуло еще ярче. Зудящий вой перешел в шипение, от которого болели уши и выступал холодный пот.

Тилар сразу узнал этот звук: он слышал его прежде, на улицах Панта, он исходил от преследователя Мирин. Такое не забывается.

Голос наэфрина.

Глаза Бальжера распахнулись, и он отшатнулся к дальней стене.

— Нет! — выдохнул он и затряс головой. — Невозможно… Ривенскрир уничтожили!

Тилара дернули за лодыжку. Он изогнул шею и увидел, как Роггер кромсает своим кинжалом веревки. Правая нога освободилась, за ней последовала левая. Роггер перешел к левому запястью и прошептал:

— Приготовься бежать.

Подозрения Тилара вспыхнули заново, но он решил держать их при себе, пока не освободится от пут. Правое плечо горело невыносимой болью.

— Зловещий кинжал, — пробормотал вор, принимаясь за последнюю веревку. — Ты можешь его выдернуть?

Вместо ответа Тилар ухватился за рукоять, при его прикосновении костяная рукоять полыхнула Милостью. Как ни странно, это помогло ему перехватить ее понадежнее. С болезненным выдохом он потянул кинжал. Из раны тянулся завиток дыма, и он уносил с собой боль. Освещенное яркой белизной лезвия, плечо Тилара оказалось нетронутым — целым и бледным.

Роггер помог ему сесть.

Демон зажал Бальжера в углу и не выпускал. Но потрясение бога постепенно проходило, и удивление сменилось гневом:

— Ты лжешь, наэфировый подонок!

Тилар кое-как сполз с дыбы и пригнулся, используя ее как прикрытие. Он без труда приспособился к старому телу: спина согнута, левая нога словно полено. Ноющая боль в суставах казалась привычной, подобно теплому старому плащу. Несмотря на ужас происходящего, увечья придали ему уверенности.

Из отпечатка на груди тянулась извивающаяся темная пуповина. Тилар махнул сквозь нее рукой, но не встретил сопротивления. Тем не менее он своими глазами видел, как падали с переломанными костями стражники в крепости Мирин, когда они с Роггером бежали.

— Пошли, — прошипел пригнувшийся рядом вор.

За дверью камеры слышались выкрики стражников. Как и все боги, Бальжер держал при себе рыцарей теней, хотя перед лордом Обманной Лощины преклоняли колено главным образом опозорившие себя рыцари, чьи преступления недотягивали до полного изгнания из ордена. Подобно прочему отребью, они находили здесь прибежище. Рыцарей этого царства, скорее всего, можно было найти в кровати публичной девки или храпящими под столом дешевой таверны.

И все же Тилар понимал, что лучше убраться из замка прежде, чем клочки тени обернутся людьми с мечами в руках. Он поковылял за Роггером к двери. Демон по-прежнему нависал над Бальжером. Он считал, что бог представляет собой наибольшую опасность. И оставил свой пост, только когда Тилар с вором вынырнули из камеры.

Бальжер не стал кидаться вдогонку, но до беглецов долетел его голос:

— Если Ривенскрир здесь, мы все обречены! — Затем последовал жестокий смех. — Вор и жалкая шавка с зачатками Милости не смогут остановить конец света!