Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды - Эндрю Лоуни

Согласно Бойлу, независимо от этого, в конце 1948 года, американский анализ зашифрованного текста выявил русский источник внутри британского посольства, передававший секретную информацию на последнем этапе Второй мировой войны. Бэзил был идентифицирован и «быстро и легко сломался, признавшись, что стал коммунистом в студенческие годы и вскоре после этого тайным агентом Советов». Ему был дан выбор – продолжать работу на русских под контролем ЦРУ или «принять наказание, предусмотренное американскими законами». В обмен на защиту и обещание американского гражданства Бэзил согласился начать работу против русских. Он также поведал, что русские проникли в британскую разведку, поэтому Энглтон не поделился своими планами с англичанами. Согласно Бойлу, «Энглтон намеревался использовать Бэзила, чтобы проверить свои подозрения насчет Филби»[685].

Карикатура Гая Бёрджесса на экземпляре подписанной Уилфрида Манна книги Георгия Гамова Atomic Energy, George Crannov, 25 ноября 1950 г. Элизабет была близким другом Бёрджесса

Манн яростно отрицал все обвинения и опубликовал книгу, в которой ставил под сомнение свидетельства, приведенные Бой-лом. Но вербовку и перевербовку Манна подтвердил Патрик Рейли, глава Объединенного разведывательного комитета, затем заместитель министра иностранных дел, ответственный за разведку, написавший в неопубликованных мемуарах: «То, что Бэзил, которого легко идентифицировать, фактически был советским шпионом, правда; также его без труда перевербовали»[686].

Тем временем активно шли работы по дешифровке[687]. За предшествующие восемь лет американские криптоаналитики перехватили тысячи советских зашифрованных телеграмм, но смогли частично расшифровать только небольшую их часть. Мередит Гарднер, благодаря ошибке русских, сумел расшифровать одно из посланий между США и Москвой. Операция, названная «Брайд», а потом «Венона», обнаружила, что более двух сотен американцев стали советскими агентами во время войны. Шпионы были в казначействе, Госдепартаменте, проекте «Манхэттен» и даже Управлении стратегических служб. Также был обнаружен неустановленный советский агент, прозвище Гомер, обосновавшийся в вашингтонском посольстве в 1945 году и передававший секреты. Информацию сразу сообщили главе отделения МИ-6 в Вашингтоне, Киму Филби, который, в свою очередь, передал ее Бёрджессу[688].

Несколькими неделями ранее дешифровальщикам удалось прочитать сообщение от июня 1944 года, сузившее количество возможных Гомеров. Расследование предположило, что Гомер – один из двух человек: Пол Гор-Бут или Дональд Маклин. Филби сразу проинформировал русских, и были приняты меры по предупреждению Маклина и выводу его из-под удара[689].

Хотя ни Бёрджесс, ни Филби пока не были заподозрены в шпионаже, странствия Бёрджесса по вашингтонским барам и общественным туалетам привлекли внимание инспектора Роя Блика из вашингтонской «полиции нравов», который взял его под наблюдение. Бёрджесс был замечен с потрясающей платиновой блондинкой и в компании русских, обедавших в вашингтонском ресторане «Старая балалайка». А в это время приехавший в Америку Валентин Вивиан, теперь инспектор по безопасности SIS, предупредил Филби, что его связь с Бёрджессом по меньшей мере неразумна[690].

Разочарование Бёрджесса политическими событиями быстро прогрессировало. В середине января он написал Питеру Поллоку, дав инструкции обналичить некоторые чеки, которые он ему послал: «Сейчас жизнь, конечно, не ад. Но она настолько убийственна в своих официальных аспектах, я имею в виду американскую политику, что привела бы в ужас даже тебя. …Выдержим ли мы? Или сойдем с ума?»[691]

Впоследствии, повествуя о своей жизни в Вашингтоне, Бёрджесс говорил об «ужасном опыте, который я получил в посольстве в Вашингтоне, отвратительном и невежественном раболепстве перед Госдепартаментом, о котором я уже рассказывал, и осознании того, что такой и будет жизнь в течение следующих двадцати лет. Я бы не возражал против работы все это время в Форин Офис. Но я знал, что это невозможно. Все должны послужить в разных заморских миссиях. Причем вашингтонское посольство считается одним из лучших. Тогда какими же можно представить себе все остальные?»[692]

Журналист, несколько раз встречавший его той весной, вспоминал, что Бёрджесс «очень много пил, но как-то умел держаться. Он мог выпить подряд шесть хайболов и не казаться пьяным». Он утверждал, что, хотя Бёрджесс употреблял необычно много крепкого алкоголя, на его поведении это не сказывалось. …Бёрджесс был «неугомонным и возбужденным», он чувствовал, что Соединенные Штаты обречены из-за неправильной политики в восточных делах… Бёрджесс имел свободные манеры и, казалось, отчаянно искал друзей. Журналист подчеркивал, что Бёрджесс выглядел непрезентабельно, отмечая, что он никогда не носил шляпу, его волосы были всегда спутанными, а ногти – грязными. …Бёрджесс любил водить свой автомобиль с откидным верхом, причем держал его открытым даже зимой, и создавать много шума. Он также упоминал, что Бёрджесс всегда мерил шагами комнату, когда говорил, и вообще был очень неудобной личностью. …Также он выразил мнение, что было бы интересно с психологической точки зрения определить причину экспансивности Бёрджесса и его открытого бунта против условностей[693].