Человек с большим будущим - Абир Мукерджи

Был вечер вторника. Алек приехал в приют, чтобы помочь устроить ужин для детей. Когда все были накормлены, мы вышли на веранду покурить. Алек, казалось, думал о своем. Помню, как у него дрожали руки, когда он закуривал. Я понял, что он хочет облегчить душу, поэтому нарушил молчание и спросил, что его так беспокоит. И тогда он признался.

Ганн остановился, повернулся к нам спиной и снова посмотрел в окно. На землю упали первые крупные капли дождя, оставляя круглые вмятины в пыльном саду. Я решился поторопить пастора:

— Что он вам рассказал?

— Он признался, что обеспечивал этого негодяя, Бьюкена, проститутками. Когда Бьюкену требовалось где-нибудь подмазать, чтобы прошел очередной договор, или в город приезжали клиенты, которых он хотел развлечь, Алек поставлял на вечер первосортных индийских куртизанок.

— Маколи поставлял Бьюкену проституток?

Лицо Ганна стало мрачным, как тучи за окном.

— Боюсь, что так.

Мне было трудно поверить в услышанное.

— Но зачем человеку его ранга заниматься подобными вещами? Разве стал бы он на такое соглашаться?

— Я задал тот же вопрос, — печально ответил Ганн. — Он сказал, что это история не новая, длится уже много лет, еще с тех пор, как Алек был простым клерком. Поначалу ему нужны были деньги, и рискну предположить, что если у вас в союзниках такой влиятельный человек, как Бьюкен, то это и для карьеры совсем не плохо. Именно поддержка Бьюкена помогла ему так быстро подняться по служебной лестнице. И однажды Алек почувствовал, что дороги назад нет. Если он остановится, то лишится покровительства Бьюкена. А если во всем признается, то терять ему больше, чем Бьюкену. Ведь Бьюкен миллионер, он как-нибудь переживет скандал, а сам Алек лишится всего: карьеры, репутации, всего на свете.

— Что же стало последней каплей? Почему он решил, что с него хватит?

Ганн поднял руки:

— Это мне неизвестно. В ту первую ночь, когда он пришел ко мне пьяный, мне показалось, что его довели до крайности. И позже, когда он все рассказал, меня не покидало чувство, что было в этом деле что-то еще, что-то более мрачное, о чем он умолчал. Я решил на него не давить. Надеялся, что он доверится мне, когда будет готов. — Ганн тяжело вздохнул. — Что ж, теперь этому не бывать.

— А он рассказывал что-нибудь еще о своих отношениях с Бьюкеном? — спросил Несокрушим.

— Почти ничего. Но мне казалось, что его раздирают противоречия. Он явно сожалел о некоторых вещах, которые делал для Бьюкена. В то же время, за эти годы он прошел большой путь бок о бок с Бьюкеном и не мог просто так с ним порвать.

За дверью, в коридоре, прозвенел звонок. Ганн посмотрел на часы. Дождь перешел в ливень, в воздухе висел металлический запах мокрой земли. Где-то одиноко кричал дикий павлин.

— Господа, — извинился пастор, — боюсь, мое время истекло, я должен помочь накормить детей. Вы не возражаете, если мы продолжим позже?

Впервые с тех пор, как нашли тело Маколи, я напал на какой-то след и не собирался заканчивать разговор, пока не вытащу из преподобного все, что ему известно, до последней детали. Я согласился бы даже помочь приготовить детишкам обед, если бы в обмен Ганн рассказал мне что-нибудь полезное.

— Прошу вас, ваше преподобие, еще несколько вопросов, — сказал я. — Убийство вашего друга для нас — дело первостепенной важности.

— Что ж, понимаю. Пожалуй, я могу уделить вам еще десять минут, ради Алека.

— Вы сказали, что у Маколи еще что-то было на душе? Что-то, о чем он умолчал?

Ганн кивнул:

— Да.

— У вас есть какие-нибудь догадки, что это могло быть?

Он сглотнул.

— Увы, нет, но можно не сомневаться, что это как-то связано с Бьюкеном. Может, у него вам и спросить? Я же могу сказать одно: Алек Маколи, которого я здесь встретил, был глубоко несчастным, озлобленным человеком. Думаю, он стыдился того, кем стал.

— И кем же он стал?

Ганн слабо улыбнулся:

— Лицемером, капитан. — Ганн выдержал паузу, давая нам возможность осознать его слова. — Этот человек когда-то неустанно трудился над тем, чтобы облегчить долю беднейших слоев общества, — а теперь был обязан своим положением тому, что исполнял прихоти богатых кровопийц. Но если я что и понял с тех пор, как приехал сюда, так это то, что Индия всех нас превращает в лицемеров. Господь в мудрости своей дал нам власть над этой страной, чтобы мы выполняли его волю и обращали индийцев в истинную веру, а что сделали мы? Мы приняли сей щедрый дар и используем его в наших собственных нечестивых целях. Мы высосали все соки из этой земли и наполнили свои сундуки. Мы согрешили против Господа, ибо служили не Ему, а маммоне[62], и у нас еще хватает наглости лгать самим себе, что мы здесь защитники, а не паразиты.

— По-вашему выходит, будто мы неисправимые злодеи, — заметил я.

Он помотал головой:

— Нет, капитан. Будь мы неисправимыми злодеями, мы не нуждались бы в лицемерии. Мы бы даже не пытались оправдать то, что живем как хозяева в чужом доме. Мы ищем искупления и именно поэтому сами себя убеждаем, что мы благодетели. Но спасение наше в Господе, капитан. Он создал нас способными на раскаяние, и наша совесть требует, чтобы мы были на стороне ангелов. Обнаружив, что мы на другой стороне, мы начинаем ненавидеть себя за это.

Он обратил внимание на выражение моего лица.

— Вы мне не верите? Скажите честно, капитан. Помимо миссионеров, сколько вам здесь встретилось ваших соотечественников, кто был бы действительно счастлив? Они проклинают индийцев и климат и топят в джине день за днем в роскошной изоляции своих клубов, а почему? Чтобы тешить себя тщеславной иллюзией, будто они здесь ради блага местных. Все это ложь, капитан. И прежде всего мы лжем не индийцам, а себе самим. — Он указал на Банерджи: — Образованные индийцы прекрасно видят, что мы собой представляем, а когда они стремятся к автономии, мы притворяемся, будто не понимаем, как они могут быть настолько неблагодарными.

Преподобный отец, постепенно наливаясь краской, погружался в материи, которые, как я себя убеждал, меня не касались и на которые у меня не было времени. И все же его слова напомнили мне кое о чем, что я недавно услышал. Я поблагодарил его и стал прощаться.

— Разумеется, разумеется, — опомнился он, несколько успокоившись. — Надеюсь, я был вам хоть немного полезен. Кстати, похороны уже прошли?

— Простите, что?

— Похороны Алека. Они уже состоялись?

Это был хороший вопрос. Вскоре после вскрытия тело должны были выдать ближайшим родственникам, но это вряд ли удалось, так как никаких родственников у покойного не было. Я не исключал, что тело так и лежит в морге медицинского колледжа.