Ангелы Опустошения - Джек Керуак

– Этому в университете учат? – спрашиваю я. Но мы все равно идем. Садимся в автобус и едем на нем целые мили и ничего не происходит. Мы шатаемся по большому ацтекскому студгородку и разговариваем. Единственное я отчетливо помню как в читальном зале читал статью Кокто в парижской газете. Единственное что на самом деле происходит значит это и есть тот самоуничтожающийся маг марли.

Вернувшись в город я веду парней в ресторан и бар «Куку» на Коахуиле и Инсургентов. Этот ресторан порекомендовал мне Хаббард много лет назад (Хаббард еще впереди в этой истории) как довольно-таки интересную венскую ресторацию (во всем этом индейском городе) которой управляет мужик из Вены весьма энергично и амбициозно. У них подают великолепный суп за 5 песо, где полно всего чтоб накормить тебя на весь день, и конечно же эти громаднейшие стейки на косточках со всякими гарнирами за 80 центов на американские деньги. Ешь такие здоровущие стейки при свечах в полумраке и пьешь кружками хорошее бочковое пиво. А в то время о котором я пишу, светловолосый хозяин-венец в самом деле носился повсюду рьяно и энергично следя чтобы все было в порядке. Но вот только вчера вечером (теперь, в 1961) я снова сходил туда и он спал сидя в кресле на кухне, мой официант сплевывал в угол зала, а в ресторанном туалете не было воды. И мне принесли старый больной стейк худо приготовленный, весь обсыпанный картофельными чипсами, – но в те дни стейки были еще хороши и парни пикировали на них пытаясь разрезать их ножами для масла. Я сказал,

– Я ж вам говорил, как Александр Великий, ешьте стейки руками, – поэтому бросив несколько вороватых взглядов вокруг в полутьме они все сграбастали по стейку и вгрызлись в них жлобскими зубами. Однако все выглядели так смирно поскольку сидели в ресторане!

Той ночью, вернувшись в квартиру, когда дождь шлепал по двору, у Лаза вдруг поднялась лихорадка и он лег в постель – Старый Бык Гэйнз зашел с ежедневным вечерним визитом надев свой лучший краденый твидовый пиджак. Лаз мучился от какого-то жуткого вируса которым заражаются многие американские туристы когда приезжают в Мексику, не совсем дизентерия а что-то неустановленное.

– Только одно верное средство, – говорит Бык, – хорошая доза морфия. – Поэтому Ирвин с Саймоном встревоженно это обсудили и решили попробовать, на Лаза было жалко смотреть. Пот, спазмы, тошнота. Гэйнз присел на край опростыненной кровати и перетянул ему руку и всадил одну шестнадцатую грана, а наутро Лазарь подскочил совершенно здоровый после долгого сна и помчался искать мороженое с содовой. Отчего начинаете понимать что ограничения на наркотики (или же лекарство) в Америке вводятся врачами которым не хочется чтобы люди лечили себя сами —

Аминь, Анслингер[111]—

И настал по-настоящему великий день когда мы все отправились к Пирамидам Теотихуакана – Сначала снялись у фотографа в центральном парке, Прадо – Все стояли гордые, я и Ирвин и Саймон стоя (сегодня я с изумлением вижу что тогда у меня были широкие плечи), а Рафаэль с Лазом присев на корточки перед нами, как Команда.

Ах грустно. Словно старые фотографии теперь все побуревшие отца моей мамы и его шараги что позировали выпрямившись в Нью-Хэмпшире 1890 года – Их усы, свет на их головах – или как старые фотографии что отыскиваешь на чердаках заброшенных коннектикутских ферм где снят ребенок 1860 годов в колыбельке, он уже умер, ты и сам в действительности уже умер – Старого света Коннектикута 1960 года достаточно чтобы выжать из Тома Вулфа слезу что сияет на гордую хлопотливую коричневую потерянную мать младенца – Но наш снимок на самом деле напоминает старые Приятельские Фотографии Гражданской Войны которые делал Томас Брэди,[112]гордые пойманные в объектив Конфедераты свирепо зыркающие на Янки но такие славные что едва ли там есть какой-то гнев, одна лишь старая Уитменова сладость от которой Уитмен расплакался почему и пошел в медсестры —

Мы заскакиваем в автобус и громыхая трясемся к Пирамидам, миль 30, 20, мимо мелькают поля пульке – Лазарь пялится на странных мексиканских Лазарей что пялятся на него с той же самой божественной невинностью, но карими глазами а не голубыми.

Доехав до места мы шагаем к пирамидам точно так же вразброд, Ирвин и Саймон и я впереди беседуя, Рафаэль сбоку поодаль размышляя, а Лаз в 50 ярдах позади топоча как Франкенштейн. Мы начинаем карабкаться по каменным ступеням Пирамиды Солнца.

Все огнепоклонники поклонялись солнцу, и если они отдавали человека солнцу и съедали сердце этого человека, то ели они Солнце. То была Пирамида ужасов где жертву перегибали назад над каменной раковиной и вырезали ее бьющееся сердце одним-двумя движениями сердцедера, поднимали сердце к солнцу и съедали его. Чудовища а не жрецы недостаточно хеповые даже для чучел. (Сегодня в современной Мексике детишки едят на День Всех Святых конфетные сердечки и черепа.)

Ваше огородное пугало в Индиане есть старая тюрингская фантазия.

Когда мы забираемся на вершину Пирамиды я зажигаю косяк чтоб все смогли исследовать свои инстинкты насчет этого места. Лазарь простер руки к солнцу, прямо вверх, хоть мы и не говорили ему что происходило тут наверху или что нужно делать. Хоть он и выглядел олухом за этим занятием я понял что знает он больше любого из нас.

Не говоря уже о вашем пасхальном кролике…

Он протянул руки прямо вверх и на самом деле с полминуты пытался загрести солнце. Я как раз думал я выше всего этого но большой Будда сидит скрестив ноги на вершине, опускаю руку и немедленно чувствую жгучий укус. «Боже мой, меня наконец цапнул скорпион!» но перевожу взгляд на свою кровоточащую руку а там лишь разбитый стакан туристов. Поэтому я заворачиваю руку в красную косынку.

Но сидя там высоко и глубокомысленно я начал видеть кое-что в мексиканской истории чего никогда не нахожу в книгах. Гонцы прибегают задыхаясь сообщить что всё Тексако снова охвачено потасовкой типа войны. Видно как озеро Тескоко предостережением поблескивает на южном горизонте, а к западу от него съежившимся чудовищем намек на великое царство в кратере: – Королевство Ацтеков. Ой. Жрецы Теотиуакана умиротворяют богов миллионами и придумывают их по ходу дела. Две чудовищные империи всего в 30 милях отсюда видимые невооруженным глазом с вершины их собственного неуклюжего погребального костра. Поэтому они в ужасе подымают глаза к северу к идеально гладкой горе за пирамидами с ее идеальной поросшей травой вершиной где без сомнения (как я сидел там осознавая) жил в хижине престарелый мудрец, настоящий Король Теотиуакана. Они взбирались к его хижине по вечерам за советом. Он помахивал перышком как будто мир ничего не значил и говорил «О» или что более вероятно «Оп-ля!»