Ангелы Опустошения - Джек Керуак

Во как, всего лишь старого маленького земле трясения – Мемер и я едем «грейхаундом» всю дорогу обратно до Флориды всю ту же самую убогую дорогу, мебель за нами, и находим квартирку с верандой за домом за низкую плату и въезжаем – Солнце позднего дня безжалостно лупит по жестяной крыше веранды пока я принимаю по дюжине холодных ванн в день потея и умирая – И к тому же свирепею потому что мой бедный маленький племянник Малыш Лука все время ест мое «Пеканское Песочное Печенье» (поскольку Печенюшки причина одной из великих туманных ошибок моей жизни) поэтому я неистово-сумасшедший злой иду и на самом деле еду автобусом обратно в Мексику, в Браунсвилл, через границу в Матаморос, и вниз полтора дня до Мехико снова – Но по меньшей мере Мемер хорошо поскольку по крайней мере она лишь в двух кварталах от моей сестры и ей как бы нравится ее квартира с верандой поскольку там есть кухонный бар который она называет «Место Габи» – И все вы сердца что любят жизнь понимаете сейчас что любить значит любить – Хоть я потерян в невыразимых умственных сумраках Писца Душевных Историй 20-го Века снова едущего в Сумрак Мехико ни по какой особенно хорошей причине – Мне всегда хотелось написать книгу чтобы кого-то защитить потому что себя защищать трудно, это незащищаемое путешествие но может быть мне удастся опять увидеть старого Гэйнза – А его там вообще нет.

Ах вы пенковые печальные весело думающие джентльмены в лондонском тумане, и как эта напасть на вас обрушилась? – Виселица на рассвете для гадкого Мирового Судьи в Парике Страшного суда? – Я пошел по прежнему адресу отыскать Старого Быка, дырка у него в окне заделана, я взобрался по лестнице взглянуть на свою старую комнату-келью и дам-прачек – Молодая чистенькая испанка вселилась в мой дом и выбелила стены наново и сидела там посреди кружев беседуя с моей старой домохозяйкой у которой я спросил:

– Где Мистер Гэйнз? – И в своей немыслимой французской башке когда та сказала:

– Señor Gaines se murio.

Я услышал «Мистер Гэйнз усмертил себя» – Хотя она имела в виду что он просто умер после того как я уехал – Ужасно слышать из уст человеческих существ что их собрат-мученик в конце концов умер, пожрал время своим скоропалительным деяньем, пропахал пространство своею Дерзостью и Умер вопреки всем логически духовным предписаниям – Оторвался наверняка – Забрал это Тело Кровь-С-Молоком к Господу и даже не написал тебе и не сообщил – Даже краеугольный грек сказал это, «Señor Gahr-va se murio» – Он вымер сам – Он кто плакался мне и Ирвину и Саймону в последний день когда мы сбегали в Америку и в Мир а ради чего? – Поэтому никогда больше старый Смертельный Гэйнз не поездит в такси со мною в Никуда – И никогда не поучит меня снова искусствам Жить и Умирать —

Я еду в центр и снимаю дорогой номер в отеле чтоб компенсировать себе это – Но это зловещий Мраморный Отель – Теперь когда Гэйнза больше нет весь Мехико стал зловещим Мраморным Ульем – Как мы выдерживаем в этом бесконечном Мраке я никогда не узнаю – Люби, Страдай и Работай вот девиз моего семейства (Лебри де Кероак) но кажется страдаю я больше остальных – Старый Милашка Билл наверняка на Небесах, как бы то ни было – Единственное теперь это Куда Же Джек? – Назад во Флориду или в Нью-Йорк? – За дальнейшей пустотой? – Старый Мыслитель помыслил свою последнюю мысль – Я ложусь в постель в новом гостиничном номере и вскоре все равно засыпаю, что мне сделать чтоб вернуть Гэйнза к сомнительной привилегии жить? – В любом случае он как может пытается благословить меня но той ночью у Джины Лоллобриджиды рождается Будда и я слышу как комната скрипит, дверца шифоньера поскрипывает взад и вперед медленно, стены стонут, а вся кровать моя вздымается как я говорю «Где я, в море?» но соображаю что я не в море а в Мехико – Однако гостиничный номер качает как корабль – Это гигантское землетрясение раскачивает Мексику – Ну каково было умирать, старина? – Легко? – Я ору сам себе «Encore un autre petrain!»[217](будто в шторм на море) и прыгаю под кровать чтоб защитить себя от рушащихся потолков ежели таковые будут – Hurracan[218]подхлестывается чтобы шваркнуть по побережью Луизианы – Целый жилой дом через дорогу от почтамта на Калье-Обрегон падает убивая всех – Могилы щерятся под Лунными соснами – Всё кончено.

Позже я опять в Нью-Йорке сижу с Ирвином и Саймоном и Рафаэлем и Лазарем, и теперь мы знаменитые писатели более или менее, но они недоумевают почему я сейчас как в воду опущен, так невозбужден когда мы сидим среди своих опубликованных книг и стихов, хотя по крайней мере, поскольку я живу с Мемер в ее собственном домике во многих милях от города, это умиротворенное сожаление. Умиротворенное сожаление дома вот лучшее что я когда-либо смогу предложить миру, в конце, и поэтому я сказал своим Ангелам Опустошения до свиданья. У меня новая жизнь.