Я убиваю - Джорджо Фалетти

Фрэнк кивком ответил ему, пересек дорогу и направился в кондоминиум «Каравеллы».

Он оставил комиссара и Морелли отражать атаку журналистов, слетевшихся, словно мухи на мед, при известии о новом убийстве. Ограждение, поставленное агентами у входа, едва сдерживало их натиск. Увидев Юло и инспектора за стеклянной дверью, они поднажали, и агенты с трудом удерживали их. Это напоминало то, что происходило в порту, когда были обнаружены трупы Йохана Вельдера и Эриджейн Паркер и началась вся эта страшная история.

Фрэнк подумал, что журналисты похожи на саранчу. Она тоже перемещается массами и пожирает все на своем пути. Но такая уж у них работа. Каждый имел свое оправдание. И убийца, водивший их по кругу, как глупых овец, тоже исполнял свою работу, будь она проклята навеки.

Он взглянул на улицу и остановился в центре вестибюля.

– Клод, есть тут запасной выход?

– Да, для поставщиков.

– Как туда попасть?

Морелли показал.

– За лестницей находится служебный лифт. Нажми «S» и приедешь во двор. Рядом спуск в гаражи. Свернешь вправо, поднимешься по пандусу и окажешься на улице.

Юло посмотрел на него вопросительно. Фрэнк не счел нужным что-то объяснять ему, во всяком случае сейчас.

– Мне нужно кое-что сделать, Никола. И не хотелось бы иметь на хвосте пол-Европы. Можешь одолжить машину?

– Конечно. Бери, мне она пока не нужна.

И ни слова не говоря, протянул ему ключи. Комиссар был таким усталым, что был не в силах о чем-то спрашивать. Все трое обросли щетиной и выглядели, как уцелевшие после землетрясения. Пожалуй даже еще мрачнее – от сознания, что и эта битва опять проиграна.

Фрэнк направился путем, подсказанным Морелли. Через полуподвал, где пахло плесенью и газойлем, он вышел на улицу и добрался до машины, припаркованной на другой стороне авеню Принцессы Грейс, за спиной журналистов, терзавших вопросами Никола Юло.

К счастью, никто не заметил Фрэнка.

Он толкнул стеклянную дверь и вошел в вестибюль кондоминиума «Каравеллы». Консьержа на месте не было. Фрэнк посмотрел на часы. Ровно семь утра. Он едва сдержал зевоту. Давала себя знать долгая бессонная ночь. Сначала радиопередача, потом поиски Роби Стриккера, затем дежурство у его дома, досада, новое убийство, обезображенный труп Григория Яцимина.

За стеклянной дверью голубели небо и море. Как было бы прекрасно забыть обо всем и, задернув шторы, улечься в постель у себя в «Парк Сен-Ромен», сомкнуть глаза и забыть про кровь и надписи на стенах.

Я убиваю…

Он вспомнил надпись в спальне Яцимина. Если не остановить этого ублюдка, его, он никогда не прекратит убивать. И может настать момент, когда для всех этих надписей уже не хватит целой стены, а для всех покойников – кладбища.

Нет, сейчас было не до сна. Нужно поговорить со Стриккером и выяснить, зачем Райан Мосс встречался с ним. Хотя Фрэнк и догадывался, в чем тут дело, ему нужно было понять, насколько продвинулось или, наоборот, отстает расследование генерала по сравнению с их следствием, и что от него можно ожидать.

Он осмотрелся. В это время консьерж вышел из своей квартиры, на ходу застегивая пиджак и поспешно дожевывая кусок. Застигнутый врасплох за едой, он вошел в швейцарскую и сквозь стекло виновато посмотрел на Фрэнка.

Темноволосый, с усами, лет сорока, не слишком расторопный, но вполне угодливый – прислужник состоятельных людей.

– Что вам угодно?

– Роби Стриккер.

– По моим сведениям, в это время он еще спит.

Фрэнк достал из пиджака свой значок, постаравшись при этом, чтобы консьерж заметил пистолет в наплечной кобуре.

– По моим сведениям, уже не спит.

Консьерж мгновенно сменил тон. Ком, застрявший у него в горле, похоже, был больше только что проглоченного куска… Он поспешно взял трубку домофона, одним нервным движением набрал номер и предоставил трубке долго гудеть, прежде чем заключил:

– Не отвечает.

Странно. После стольких звонков Роби Стриккер, даже если спал, должен был бы проснуться. Фрэнк не считал его настолько смелым человеком, чтобы опрометчиво сбежать. Он вполне достаточно запугал мерзавца, чтобы тот не решился на такую глупость. Но если вдруг и решился, то возникло бы всего лишь осложнение, а не беда. При необходимости они мигом его отыщут. Даже если спасать его бросятся все юристы, каких только может купить ему папаша.

– Попробуйте еще.

Консьерж пожал плечами.

– Домофон звонит, но никто не отвечает.

У Фрэнка возникло жуткое подозрение. Он протянул консьержу ладонь.

– Дайте мне, пожалуйста, passe-partout.[53]

– Но я не имею права…

– Я сказал – дайте, пожалуйста, ключ. Если этого недостаточно, могу попросить не так вежливо, – резко прервал Фрэнк.

Тон его голоса не допускал никаких возражений. И взгляд тоже. Консьерж сглотнул слюну.

– А теперь пойдите на улицу и скажите агенту, который стоит там, чтобы он немедленно поднялся в квартиру Роби Стриккера.

Бедняга поспешно открыл ящик и вручил ему ключ с брелоком от «БМВ». И даже привстал со стула.

– Идите! – повторил Фрэнк уже от лифта и нажал кнопку.

Почему лифт никогда не бывает там, где нужен. Почему всегда оказывается на последнем этаже, когда торопишься? Будь проклят Мерфи[54]и его долбанный закон…

Наконец, дверь лифта скользнула вбок, и Фрэнк нажал кнопку этажа, где жил Стриккер.

Целую вечность, пока поднимался, он все еще надеялся, что ошибся. Надеялся, что молнией мелькнувшее подозрение не окажется издевательской реальностью.

Наконец, лифт бесшумно распахнулся на пятом этаже, и Фрэнк увидел, что дверь в квартиру плейбоя приоткрыта. Он метнулся к ней, достал пистолет, толкнул дулом створку, чтобы не коснуться дверной ручки, и вошел.

В прихожей он отметил относительный порядок, а гостиная, где они прежде сидели втроем – он, Стриккер и актриса, – была перевернута верх дном. Над балконной дверью, словно знамя побежденного, болталась сорванная с карниза занавеска. На полу, на серо-жемчужном ковролине, валялись осколки стакана и бутылка из-под виски, которое пил Стрикер.

Жидкость разлилась и оставила большое темное пятно. Со стены слетела картина, обнаружив скрытый сейф. Стекло из нее выпало как-то странно – оно не разбилось и лежало на полу рядом с покосившейся рамой. Большая диванная подушка была сдвинута и стояла торчком, привалившись к подлокотнику. В комнате никого не было.