Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева

Варвара Савельевна вбежала в один двор, в другой, постучалав одну хату, потом в другую… Она не входила внутрь, что-то быстро говорила,стоя на пороге, проснувшимся хозяйкам или вообще только в окна стучала.Распахивались створки, появлялось заспанное, встревоженное лицо… Несколькослов, короткий, послушный кивок хозяйки – и Варвара Савельевна убегала дальше.Она скрылась между домами, а в тех дворах, где она только что побывала,начиналась суматоха, совсем непохожая на обычную тихую, неторопливую возню: жителиМазуровки, по пословице, долго запрягали, да быстро выезжали.

На сей раз они, впрочем, запрягали в самом буквальномсмысле. И очень быстро! Во дворах, видных Ольге из окошка, уже стояли лошади,впряженные в арбы. Туда наваливали солому, кидали какие-то ряднушки, а сверху…укладывали раненых, выводя или вынося их из хат или амбаров. Еще не вполнепроснувшиеся, всполошенные, сжимая в руках кто краюху хлеба, кто какой-тоузелок, кто даже кринку, второпях собранные и сунутые им хозяйками, они ни очем не спрашивали, покорно принимая эту новую перемену в судьбе, толькообводили взглядами суетившихся вокруг женщин и подростков – кто настороженно,кто с обреченным выражением.

– Ну что ты стоишь как громом прибитая?! – раздался заОлиной спиной всполошенный вскрик, и она испуганно обернулась. ВарвараСавельевна – Ольга и не заметила, как она вернулась, – заглянула в комнатушку.– Собираться пора!

– Куда? Что произошло?

– Боже мой! – всплеснула руками Варвара Савельевна. –Полсела обежала, а своим не сказала! Баржа пришла из Камышина – за вами. Нужносрочно грузиться.

– Что-о?

– Ну да, что слышала… Вас отвезут в Камышин, а туда завтраприбывает из Энска плавучий госпиталь. Так что все улаживается – поедете домой!

– Откуда вы знаете?

– Тимур приехал. Он ездил в Камышин, поднял там на ногилюдей… сказал, что раненые тут погибают.

– Тимур Казбегов – в Камышин?! Как же он?! Теми дорогами?Которые на его карте?

– Ему и карта никакая не нужна. Он теми дорогами всю жизньездил. Вот и теперь добрался каким-то чудом туда, а обратно с баржей пришлосьплыть – все дороги уже перерезаны. Немцы верстах в пятнадцати от нас. И никакойлинии обороны. Они в любую минуту здесь могут появиться.

– Что? – тихо спросила Ольга. – Немцы в пятнадцати…

Так ужасно было последнее известие, что она и говорить немогла. И, прячась от ужасного известия, спросила – будто именно это было самымважным для нее:

– А как же мотоцикл? Он на мотоцикле приехал, я видела.Мотоцикл, значит, тоже на барже?

Варвара Савельевна взглянула на нее раздраженно, но тут же,видимо, поняла, что происходит с Ольгой, и ответила ласково, тихо, словноуспокаивала ребенка:

– Тимур вернулся – и мотоцикл с ним приплыл. С берега –сразу ко мне. Срочно нужно грузиться и отплывать. Может быть, прорветесь. Тимурговорил, они с вечера вышли, ночью их не бомбили, но вам ночи ждать нельзя.Будут бомбить, конечно, но бог милосерд. Тут-то уж точно погибнете. Одевайся! Ая пока еды вам соберу и коня запрягу – Петр не дойдет до берега.

– Ничего не понимаю! – всплеснула руками Ольга. – Никто ведьне хотел посылать за нами транспорт из Камышина! Как же Казбегов смог…

Варвара Савельевна, уже стоявшая на пороге, обернулась,блеснула на нее глазами:

– Слушай, девочка моя. Молчи об этом. Молчи, поняла? Никтоне должен знать, что именно Тимур… что он… Никто из ваших! Поняла?

И она выскочила из комнаты, а Ольга еще какое-то времястояла, прижимая к груди гимнастерку, хоть что-то пытаясь понять. Ноединственное, что понять смогла, это полное свое бессилие понять хоть что-то.

Но, боже мой, она так устала. Так устала думать! И спасениебыло вот оно, совсем рядом. И жители Мазуровки торопятся избавиться от раненых,отправить их, пока в селе не появились немцы.

Неважно, по каким причинам: то ли из последних проблесковжалости, то ли из страха за себя, – но спасают их.

В самом деле – все остальное неважно, кроме этого!

И Ольга решительно сунула голову в ворот гимнастерки.

* * *

В поисках Почтальона Поляков решил идти по кратчайшему пути:проверить в большаковском отделении связи, кто из сотрудников болел илипрогуливал работу именно в тот августовский день, когда старому Пантюхинупринесли письмо от племянника из Энска – письмо, которое так удивило ПорфирияНикитовича. Однако агент, посланный в Большак, получил весьма озадачивающееизвестие: никто. Никто не болел и не прогуливал. Две немолодые и весьмаболезненные почтальонши, а также их молоденькая помощница, которые обслуживаливесь Большак, в тот день трудились в полную силу.

– Кто доставляет почту на улицу Березовую? – спросил агент.На Березовой улице жил Пантюхин-старший.

– Я, – с готовностью отозвалась маленькая, как мышка, итакая же невзрачная женщина. Ее крохотные коротенькие ножки были обуты вогромные растоптанные ботинки, явно размера на четыре больше, чем еесобственный. Агенту даже послышалось, будто до него долетает шуршаниенапиханной в ботинки газеты. Без газеты «мышка» непременно потеряла бы своюобувку, да и то она была принуждена буквально тащить башмаки за собой, сильношаркая ногами.

– Скажите, а что выписывает Пантюхин? Не припомните? –издалека начал агент.

– Ну что? – пожала плечами «мышка». – Как все – центральную«Правду», «Энскую правду», «Большаковскую правду»…

«Ишь, какой правдолюбец!» – подумал агент, скрывая усмешку.

Впрочем, список выписываемой прессы вовсе несвидетельствовал о том, что Пантюхин-старший пристально искал истину в жизниили просто любил читать. Все эти «правды» были непременной принадлежностьюпочтовых ящиков. Особенно большое значение имела центральная «Правда». Тот, ктоне состоял ее подписчиком, запросто мог угодить в число неблагонадежных лиц.Местные власти требовали также обязательно подписываться и на местную партийнуюпечать. В Энске – на энскую. В Большаке – на большаковскую… Поэтому «правдолюбцев»в то время было – не счесть!

– А письма Пантюхину часто приходят? – спросил агент.

– Да кто ему писать будет? – удивилась «мышка». – Родниникакой, все друзья-приятели здесь, в Большаке.

– Но у него племянник есть, в Энске живет, – напомнил агент.– Разве племянник ему не пишет?