Кто убил Оливию Коллинз? - Джо Спейн

— Но я все же не пошла, Дэвид. И ты вовсе не дружил с Оливией, как ни крути. Ты знал, что она над тобой подсмеивается. Я тебя знаю. Тебя это раздражало. И, самое главное, ты по-настоящему разозлился, когда я пришла от нее в полном расстройстве.

— Ну конечно, Лили. Она надо мной подсмеивалась, вот я и решил ее убить. Серьезно? Неужели мы уже до такого докатились?

Она положила вино охлаждаться в морозилку и стала выгружать пиццы и чипсы, отметив для себя, что последний пункт он оставил без ответа.

— Понятно, — сказал он, глядя на нее. — Будем бросаться из одной крайности в другую, так, что ли? От вегетарианства сразу на меню из мороженой дряни.

— Мы тут ни при чем. Теперь я покупаю продукты для себя и детей. Можешь есть киноа и гречку сколько влезет. Вот в чем кайф взрослой жизни. Можно самому решать за себя и плевать на всех остальных с высокой колокольни. К тому же это сырные пиццы. Видишь? Ни одного кусочка пеперони.

— Но ты выбираешь и за детей.

— Пусть сами решают, — сказала она. — Для разнообразия. Разве Вулф уже и так не решал за себя? Если верить Оливии, к Рождеству он начнет питаться сырыми летучими мышами.

— Я не понимаю, что между нами происходит, — у Дэвида дрогнул голос.

Лили остановилась у стойки, спиной к мужу.

— Дэвид. Дело вот в чем. Мне совершенно ясно, что у нас с тобой серьезные проблемы, и пока мы их не решим, мы не сможем жить нормально.

— Но я даже не понимаю, что это за проблемы такие!

— Правда? — Лили вздохнула. — Ты все решаешь за нас. За меня, за детей. Я еще несколько лет назад хотела показать Вулфа врачу, но ты настоял, что не надо. Однако это не только тебе решать. И зачем ты влез во все мои увлечения: вегетарианство, огород? Ты же этим не интересовался, когда мы познакомились.

— Господи, разве это преступление, когда мужчина хочет разделять все со своей женой?

— Нет. — Она подняла руку. — Не надо. Я тоже так думала одно время. Меня мучила совесть, потому что меня раздражало это копирование. Но я ошибалась, Дэвид. Это ты так все вывернул. Просто тебе понравился тот образ жизни, который я для себя выбрала, и ты решил присвоить его себе. Не знаю почему, но тебе это доставляло удовольствие. И не надо закатывать глаза.

— Ты это все выдумываешь. Знаешь что, Лили, это какое-то безумие. Честное слово.

— Ну хорошо. Пусть будет так. Пусть я немного с придурью. Но, знаешь, если ты настаиваешь на том, что ты идеальный муж, а проблемы только у меня, ничего хорошего из этого не выйдет. И да, кстати. — Она повернулась лицом к нему. — Я думаю об этом уже несколько дней, и теперь я точно знаю, что не хотела называть моего сына Вулфом.

— Что?

— Да. Я помню. Сразу после родов ты сказал: «О, Лили, смотри, мальчик и девочка. Вулф и Лили-Мэй». А я ответила: «Вулф? Что это за имя такое — Вулф?» А теперь скажи, Дэвид, что такое произошло между тем моментом, как меня увезли в операционную, и тем, когда привезли обратно в палату, что убедило тебя в том, что я передумала?

Дэвид рассмеялся.

— Ты серьезно? Тебя же обкололи обезболивающим, это было сразу после кесарева. Ты свое-то имя не смогла бы назвать. Ты не можешь ничего помнить. Даже я не помню.

— Но я-то помню. В этом и беда. А еще я помню, что с этого у меня и началась депрессия. Сестра дала мне детей, которых только что вырезали из моего тела, но имена им дал кто-то другой. Получите. Я даже не почувствовала, что дети действительно мои.

Лили хлопнула рукой по стойке.

— У меня была послеродовая депрессия. А ты наслаждался своим успехом как отец, тебе было совершенно наплевать.

— Ты была подавлена после родов, — сказал Дэвид. — Это нормально. При чем тут послеродовая депрессия? Ты сама заполнила карточку, которую тебе дала сестра, говорила, что чувствуешь себя нормально. И вообще, что это за мания придумывать всему названия? Если грустно — это сразу депрессия. Если у ребенка причуды, он, значит, аутист. В Нигерии не бывает никакой депрессии. В Нигерии Вулфа считали бы гениальным ребенком.

Лили подошла к столу. Он вздрогнул.

— Знаешь, в чем суть твоей профессии, Дэвид? Дискредитация и пропаганда. Создание новой реальности из вранья. Вот чем занимается управляющий хедж-фонда. Только не надо это применять ко мне.

Мэтту часто приходилось председательствовать на совещаниях по долгу службы. Иногда среди партнеров начинались разногласия, и ему приходилось железной рукой наводить порядок. Как правило, ему это удавалось. Но сегодняшнее сборище у Элисон Дэли будет посложнее совещания правления.

Он пригласил всех, кроме Рона Райана, по очевидным причинам. Он сказал соседям, что поссорился с ним. Никто не проявил особого интереса. Несмотря на свой импозантный имидж, Рон, видимо, не пользовался особой популярностью в Долине.

Мэтт какое-то время раздумывал, приглашать ли Миллеров. Несмотря на рабочие отношения с Эдом, он его не любил.

Сначала Мэтт не хотел браться за дела Эда. Он знал фирму из Корка, которая раньше его обслуживала, и даже дружил с одним из ведущих бухгалтеров. Некрасиво уводить чужого клиента, тем более, если есть личные отношения. И без этого работы на всех хватит.

Но в той фирме, похоже, ничего не имели против, а деньги есть деньги. Мэтту тогда показалось это немного странным, и, встретив того самого старого знакомого на конференции через пару недель, он не преминул пригласить его на кружечку. За пивом он упомянул про Миллеров, и приятель пересказал ему слухи, которые ходили в Корке насчет Эда и Амелии и того, как им досталось их состояние.

Вести финансовые дела человека — это просто работа, так говорил себе Мэтт. Однако, честно говоря, ему не очень хотелось приглашать Эда к себе домой.

В конце концов он все-таки сообщил Миллерам про собрание, но те решили не приходить. Мэтт даже задумался, как понимать этот отказ.

Джордж Ричмонд явился с огромным букетом цветов для Элисон. Выглядело это так, будто он хочет за что-то извиниться, но Мэтт — да и Элисон тоже, судя по ее виду, — понятия не имели, за что именно.

Пришли Соланке, распространяя вокруг себя атмосферу недавней семейной ссоры. Мэтт разглядел знакомые симптомы. Лили сразу же налегла на выпивку.

Впрочем, Элисон сама откупорила бутылку вина, как только они пришли. У нее, как заметил Мэтт, тряслись руки. Похоже, все немного нервничали.

— Поверить не могу, что мы только сейчас начинаем друг с другом общаться, когда мы уже собрались переезжать, — сказала Крисси.

— Что? — ответила Элисон. — Вы переезжаете?

— Может быть, не так сразу, но да. Я хочу снова выйти на работу и… — Мэтт не расслышал конец фразы, но по странноватым сочувственным взглядам понял, что Крисси проболталась. Наверное, после его сегодняшней потасовки с Роном решила, что лучше пусть все знают.