Кто убил Оливию Коллинз? - Джо Спейн

— Хорошо, — сказал Фрэнк. — Но мы все равно хотим с ним побеседовать.

— Дело вот в чем, — перебил Мэтт. — Никто из детей в тот день и близко не подходил к дому Оливии. Лили-Мэй сидела с мамой, а Вулф пришел к нам. Он играл с Кэмом в шалаше на дереве. Во всяком случае, после школы.

— Третьего марта? — сказал Фрэнк. — Вы точно помните дату?

— Да, — ответила Крисси. — Было довольно холодно. Я сделала мальчикам горячий шоколад и принесла им под дерево. Я точно помню, потому что присматривала за ними. А потом Вулф пришел к нам, и они еще немного поиграли на компьютере у нас, пока за ним не зашла Лили и не увела домой.

Фрэнк посмотрел на выстроившихся перед ним в оборонительную позицию взрослых. Кто их знает — правду говорят или нет. Он понимал, как нелепо выглядит его требование допросить восьмилетнего ребенка.

Однако в этом и заключается его работа — задавать вопросы.

— Вулф! Кэм! — позвал он.

Мальчики оставили мяч и подошли поближе.

— Вулф, ты часто бываешь у Хеннесси, в шалаше на дереве?

Мальчик посмотрел на него снизу вверх.

— Все время.

— С Кэмом?

На этот раз ответ прозвучал не столь уверенно.

— Ну да. Иногда.

— Тебя кто-то научил, чтобы ты так ответил?

— Нет.

Фрэнк повернулся к Кэму.

— Итак, молодой человек. Ты помнишь, что играл там с Вулфом несколько месяцев назад? Примерно третьего марта? Твоя мама говорит, что дала вам горячий шоколад, а потом Вулф пошел к вам домой, и вы играли в компьютерные игры.

Кэм посмотрел на родителей, потом снова на Фрэнка.

— Ну да. Конечно. Помню. Был холодный день. Кажется, еще дождь пошел. Даже такой ледяной дождь, знаете. Вулф сказал, что проголодался. Я ответил, что попрошу чего-нибудь у мамы. Мы там долго сидели, в шалаше. Наверное, маме стало стыдно. Она постоянно меня там забывает, особенно если накачается джином. Потом мы еще говорили про реслинг. Мне больше всех нравится Джон Сена. А Вулф болеет за Кевина Оуэнса. Я ему говорю: Сена, если захочет, оторвет твоему Оуэнсу бошку и засунет ему в глотку. А Вулф и говорит: а вот если Оуэнсу дать «калашников», ну, это, конечно, не совсем по правилам…

— Кэм, — рявкнул Мэтт. — По-моему, ты уже достаточно наговорил. Крисси не пьет джин. — Он нервно улыбнулся. Парень явно отошел от сценария, пошла импровизация.

Фрэнк глубоко вздохнул. С одной стороны, их немного жалко, но зачем же делать из него идиота.

Эмма положила руку ему на плечо.

— Этого вполне достаточно, — сказала она. — Спасибо, что уточнили все факты.

Соседи неуверенно переглядывались. Сейчас, в холодном дневном свете, их гениальный план не выглядел столь гениальным, как им казалось вчера. Фрэнк подозревал, что без выпивки не обошлось.

— Гм. Ну что ж, отлично, — сказал Мэтт. — Э, послушайте, можно с вами поговорить, пока вы не уехали?

Фрэнк шумно втянул воздух.

— Почему бы и нет? Раз уж мы все равно здесь.

Они пошли за Мэттом в дом, где он пригласил их в гостиную, обставленную в стиле 70-х годов.

— Не работаете сегодня? — спросил Фрэнк, когда они сели.

— Взял несколько отгулов. Решил побыть немного с семьей.

— Понятно. Это важно.

— Да.

— Итак, вы что-то хотели нам сообщить?

— Да, действительно. Вы ведь знаете, что я веду бухгалтерию Эда? Эда, моего соседа?

— Знаем.

— Ну так вот, когда вы мне сказали, что у вас есть подозрения насчет Оливии, то есть насчет причин ее смерти, я задумался. Мне кажется, вам нужно знать кое-что про Эда и о том, откуда у него появились деньги. Может быть, это имеет отношение к делу. Насчет предполагаемого самоубийства его отца.

Фрэнк пристально смотрел на Мэтта. У того на губе выступили капельки пота, глаз нервно подергивался. Мэтт не такой дурак, чтобы врать — ему ли не знать, что все сведения про Эда, которые он сообщит, легко проверить. Однако, может быть, здесь другой мотив? Хочет сбить их со следа?

Может, Мэтт собирается сдать им своего соседа, чтобы кого-то выгородить? Кого-то из близких? Или, возможно, себя?

Фрэнк достал записную книжку.

— Слушаю вас, — сказал он.

Когда Эд зашел ко мне третьего марта, я сразу поняла, что дело нечисто.

Я уже с утра была на нервах, еще не отошла от выходки Рона накануне вечером. Однако у меня хватило присутствия духа поставить цифровую камеру на камин и, услышав стук в дверь, включить запись. Я решила снимать все на камеру, на случай, если это Рон снова пожаловал ко мне с угрозами. А запись отдам в полицию. Да, я отправила матерям его детей фотографии, где он распивал шампанское и сидел за рулем своей дорогой машины, но в этом нет ничего противозаконного. А вот то, что он сделал, это уже ни в какие ворота. Мне нужны улики.

Когда Эд пришел и уселся на диван, камера уже работала.

Сначала он сказал, что говорил с Полом, своим братом, и что тот сообщил ему о разговоре со мной. А потом стал заливать мне о том, какой отъявленный лжец его братец.

Он же не знал, что и я поддерживаю контакт с Полом. А Пол написал мне, что у него появились новые доказательства обвинений, хотя мне они и без надобности. Я поверила ему сразу, при первой встрече, и согласилась ему помогать следить за Миллерами. Но Пол все равно продолжал убеждать меня. Он писал, что юрист, который изменил завещание отца Эда, сказал, что пытался снова связаться с Эдвардом-старшим, но Эд и Амелия не звали отца к телефону. Это просто установленный порядок, когда кто-то в таком возрасте изменяет завещание: позвонить потом и проверить, окончательное ли это решение. Он не говорил об этом во время следствия, потому что коронер его не спрашивал.

Еще Пол писал, что начал раскапывать историю Амелии и Эда в Дублине и нашел кое-что очень интересное. Оказалось, что бизнес Эда разорился незадолго до болезни отца, но он скрыл это от своих братьев и сестер. Однако настоящее открытие он сделал насчет Амелии. Выяснилось, что Эдвард не первый ее пациент с суицидальными наклонностями. Она ухаживала частным образом за одной пожилой дамой в Дублине, и та умерла от передозировки за несколько месяцев до того, как Эд и Амелия поженились. Старушка не изменила завещание, однако ее родственники считали, что из наличных сбережений, которые хранились дома, пропала большая сумма денег. Когда Эдвард-старший умер, полиция об этом не знала. Пол даже не был уверен, что брат знает об этой истории. Полиция вряд ли пройдет мимо такого.

Я не стала ничего говорить Эду. Письмо Пола лежало в верхнем ящике у меня в платяном шкафу. В коробке, которая до сих пор, не открытая, лежит на складе вещественных доказательств в полиции.