Парижские тайны царской охранки - Валериан Агафонов

Судебно-следственная комиссия оправдала тех, которые не сочли своим прямым долгом установить за Азефом слежку, которая привела бы конечно к раскрытию его: ведь он столько раз виделся и в Париже, и в Женеве, и в России с охранниками. Но в сущности сведения, данные Меныциковым, саратовским и одесским охранниками, были так неопровержимы, прямо указывая на Азефа и давая столько данных о его предательстве, что и слежка за ним была пожалуй излишней роскошью.

Сняв вину с прямых виновников азефщины и «работы» Азефа в партии в течение более девяти лет, Судебно-следственная комиссия переложила всю вину на террор и на «кавалергардский дух» боевиков, жертвовавших всем, что только есть самого дорогого у человека, поднимавших партию так высоко в глазах всего общества, — тех самых боевиков которые, по беспристрастному свидетельству «С.-р.» голодали и холодали по вине Азефа и центрального комитета в то время, но и на многих революционеров. Боевики виноваты, а не Азеф с центральным комитетом, что партия молчала в самый разгар реакции, виселиц и застенков, что ц. к. с Азефом после манифеста 17 октября отменил террор, затем снова восстановил; во время Первой думы снова отменил; после разгона Думы опять восстановил его; на время Второй снова отменил?.. Разве одним этим не дезорганизовывалась деятельность боевиков и боевых организаций?

К выводу, что в столь долговременном пребывании Азефа в партии с.-р. виноваты террор и боевики, Судебно-следственная комиссия пришла прежде всего потому, что оперировала показаниями главным образом центровиков, то есть подсудимых. Из них почти по всем и во всяком случае по самым важным вопросам давал объяснения Чернов, и комиссия, рассматривая его показания и показания других центровиков-подсудимых как данные вполне доказанные и неопровержимые, пришла к выводу, что загубленные Азефом боевики сами виноваты. Показания Чернова и центровиков комиссия не проверяла и много раз несмотря на всю их абсурдность, абсурдности этой не замечала.

К такому необыкновенному выводу Судебно-следственная комиссия пришла, взяв за основу как аксиому показания Чернова, что ц. к. не мог придавать какого бы то ни было значения предупреждениям, хотя бы и многочисленным, но идущим из полицейских сфер, которым известно было, какую огромную роль в партии и в боевой организации ее играет Азеф и которые желали поэтому своими доносами скомпрометировать его.

Арестовать же Азефа и тем обезвредить его полиция никак не могла, он был неуловим благодаря своей необычайной ловкости.

Между тем в примечании своем или, как называет его Судебноследственная комиссия, «дополнение», член центрального комитета К. говорит по поводу показания товарища Я. (Чернов. — В. А.): «Должен сказать, что это — догадки товарища Я. (о полицейской интриге), а не объяснение центрального комитета. Никогда ни по какому поводу центральный комитет не вырабатывал какого-либо общего объяснения».

Казалось, что раз Судебно-следственная комиссия построила оправдание центрального комитета на том, что все указания на Азефа как на провокатора вплоть до подтверждения Лопухина являются «полицейской интригой», то после «дополнения» К. — тоже члена центрального комитета, можно было понять, что такой легенды никогда у ц. к. не существовало, комиссия должна была бы найти другое объяснение столь долгому пребыванию Азефа в партии.

Но Судебно-следственная комиссия решает дело гораздо проще. К такому уничтожающему всю ее работу замечанию К. она делает такое примечание: «Это замечание товарища К. не противоречит утверждению комиссии, что руководители партии видели источник обвинения против Азефа в «полицейской интриге», ибо, утверждая это, комиссия не предполагала конечно выработки какого-либо постановления ц. к. по данному вопросу». Но, во-первых, К. и не говорит о выработке постановления, во-вторых, как же замечание К. не противоречитутверждению комиссии, когда он говорит, что никогда в центральном комитете не существовало легенды о «полицейской интриге».

Но комиссия, делая это примечание, забыла, что на странице 60 она сама говорит, что «это гибельная гипотеза полицейской интриги очень быстро заняла положение официальной версии, объясняющей все слухи о провокации Азефа…». Следовательно прав К., говоря о «выработке постановления»; разве «официальная версия» не является таковой? А на странице 66 комиссия уже сама себя опровергает: «Но если неуловимость Азефа могла еще казаться сколько-нибудь правдоподобной до 1905 года, когда предполагалось, что он ведет себя чрезвычайно конспиративно, то после дней свобод в 1906 году, когда Азеф так сказать «расконспирировался», открыто жил и встречался в Финляндии со всеми членами центрального комитета и боевиками, часто открыто ездил в Петербург, такая «неуловимость» его должна была бы казаться совершенно не понятна. Как объяснить то, что зная деятельность Азефа, зная его имя, имея возможность установить его личность и проследить за ним при его многочисленных поездках в Петербург, ПОЛИЦИЯ все-таки не может захватить его и вымещает свою злобу клеветой? Гипотеза полицейской интриги при таких условиях представлялась уже совершенно не предсказательной».

Так хорошо пишет сама комиссия и все же оправдывает ц. к. на основании этой совершенно несостоятельной гипотезы.

На странице 47 комиссия пишет: «Вообще мнение, что Азеф руководил всеми общепартийными делами и голос его имел решающее значение во всех сферах партийной деятельности — не верно».

Но уже на следующих 48–49 страницах комиссия сама рассказывает, что в апреле 1904 года кроме Азефа в центральном комитете были Q. (Селюк. — В. А.) и Ж. (Слетов. — В. А.). А затем без ведома и согласия этих двух кооптированных им в ц. к. лиц Азеф кооптировал еще двоих. Когда Слетов и Селюк протестовали против таких действий Азефа, то несмотря на то, что Слетова признали правым остальные члены ц. к., ушел из ц. к. не Азеф, а Слетов, — и «центральный комитет с этим примирился». А на странице 24 Чернов доказывает: «К этому же времени относится целый ряд его (Азефа. — В. А.) поездок с организационными целями, о которых он нам потом рассказывал: Воронеж, Самара, Саратов, Киев, Одесса и целый ряд других мест. Заметим еще, что ведь Савинков тоже давал свои показания комиссии; его же «Воспоминания» так и пестрят такими фразами «Азеф уехал по общепартийным делам», «Азеф послал меня по общепартийным делам», «Азеф уехал по делам организовавшегося под его руководством центрального комитета».

Между тем как остальные члены ц. к. кроме коротких дней «свободы» проводили все время за границей, Азеф все время или разъезжал по общепартийным делам, или же к нему по этим же делам должны были приезжать партийные работники. А раз он кооптирует в ц. к. и организует центральный комитет, руководящий орган над всей партией, то кому же, как не ему, принадлежит одна из главных ролей?

Об Азефе же ведь Савинков сказал Рутенбергу: «Ты оскорбил в его лице честь партии и всю историю партии», так как Рутенберг написал Азефу, что не хочет и не может его больше видеть и «только». А позже Савинков сказал Бурцеву: «Азеф и партия — одно и тоже». О том, что Азеф был всем в боевой организации, никто и не спорит. Следовательно, утверждение Судебно-следственной комиссии ни на чем не основано.