Волки Кальи - Стивен Кинг

«Нам все равно придется его разбудить. Я думаю, без него несправимся».

Возможно, но для этого будет другой день. А этому надо датьспокойно закончиться.

Но какое-то время Эдди никак не мог расстаться с этим днем.Отрывочные образы мелькали в голове, вспыхивали, как осколки зеркала под яркимсолнцем. Калья, лежащая под затянутым облаками небом, серая лента Девар-ТетеУайе. Зеленые рисовые поля на берегу. Джейк и Бенни Слайтман, переглядывающиесяи вдруг начинающие смеяться. Полоса зеленой травы, проход от главной улицы доПавильона. Меняющие цвет факелы. Ыш, кланяющийся и говорящий («Эльд!Спасибо!»). Роланд, задающий вопросы, два из трех. Удары его каблуков одеревянные доски, сначала медленные, потом ускоряющиеся, ноги, двигающиеся сневероятной скоростью. Роланд, хлопающий, потеющий, улыбающийся. Однако, глазаего не улыбались, эти синие глаза оставались такими же холодными, как и всегда.

Но как он танцевал! Великий Боже, как же он танцевал присвете факелов!

«Кам-кам-каммала, рис, рис я сажала!» — подумал Эдди.

Рядом с ним застонала Сюзанна: что-то ей снилось.

Эдди повернулся к ней, просунул руку под ее рукой, чтобыохватить ладонью грудь. Успел подумать о Джейке. Эти ранчеры, пусть толькопопробуют не принять его, как должно. Если не примут, им придется горько обэтом пожалеть.

Эдди заснул. Ему ничего не снилось. А тем временем ночьдвигалась навстречу дню, луна села, а пограничный мир медленно поворачивался,как стрелки останавливающихся часов.

1

Роланд проснулся где-то за час до рассвета от очередногожуткого сна. Рог. Что-то насчет рога Артура Эльдского. Рядом с ним, на большойкровати, спал Старик. Хмурое лицо говорило о том, что и ему снится что-томалоприятное. Кожу лба перекосило, «сломав» перекладину шрама-креста.

Разбудила Роланда боль, а не сон о роге, который выскользнулиз руки Катберта, когда его давнишний друг упал. Боль начиналась у бедер иуходила вниз, до самых лодыжек. Боль эту он представлял себе в виде яркихогненных колец. Так он расплачивался за вчерашний танец. Если б только этим всеи закончилось, он мог бы считать, что легко отделался, но Роланд знал, что этолишь начало и каммала дорого ему обойдется. И понимал, что это не ревматизм,который доставал его последние несколько недель: так тело всегда реагировало насырую погоду приближающейся осени. Он видел, что его лодыжки, особенно, правая,начали распухать. То же происходило и с коленями. Бедра пока выглядели, какпрежде, но, положив на них руки, он чувствовал изменения, происходящие подкожей. Нет, это не ревматизм, который донимал Корта в последний год, заставлялкоротать дождливые дни у горящего очага. Это артрит, более того, худшая егоформа, сухой скрут, и Роланд знал, что с ??ог он скоро перекинется на руки.Стрелок с радостью отдал бы болезни правую руку, если б она этимудовлетворилась. Он многому научил правую руку после того, как омароподобныетвари отгрызли два пальца, но она уже не могла стать прежней. Да только сболезнями такое не проходило. Жертвы их не задабривали. Артрит, если ужначинался, пожирал все суставы.

«У меня, возможно, остался год, — думал он, лежа рядом соспящим священником из мира Эдди, Сюзанны и Джейка. — А может, даже два».

— Нет, не два. Возможно, не было и одного. Как там говорилЭдди? «Перестань дурить себе голову». Эдди знал много поговорок своего мира, ноона была особенно хороша. Особенно уместна.

Нет, он все равно будет идти к Башне, даже если СтаринаАртрит лишит его способности стрелять, седлать лошадь, отрезать полоску шкуры,нарубить дрова для костра. Он будет идти до конца. Но как то не нравилась емутакая вот картина: он тащится позади, в полной зависимости от остальных,возможно, привязанный к седлу вожжами, потому что руки не могут ухватиться залуку седла. Якорь, тормозящий всех. И им не удастся развернуть парус, есливдруг потребуется резко увеличить скорость.

«Если до этого дойдет, я покончу с собой».

Но он знал, что не покончит. Потому что не мог на такоепойти. «Перестань дурить себе голову».

Эта мысль перекинула мостик к Эдди. С ним нужно поговорить оСюзанне, и немедленно. С этим он проснулся и, возможно, ради этого можнопотерпеть боль. Неприятный, конечно, разговор, но его не избежать. Эдди пораузнать о существовании Миа. Теперь, когда они в городе, в доме, уйти ей будетгораздо сложнее, но она все равно будет уходить. С потребностями ребенка исобственными желания она могла бороться с тем же успехом, как Роланд — с болью,которая окольцевала правые бедро и колено и обе лодыжки, но еще не добралась дорук. Если Эдди не предупредить, может случиться ужасное. А как раз сейчас им ненужны новые проблемы. Их появление могло привести к катастрофе.

Роланд лежал на кровати, скованный пульсирующими кольцамиболи и наблюдал за светлеющим небом. И светлеть оно теперь начало не навостоке, а южнее.

Место восхода солнца тоже сместилось.

2

Домоправительницу, симпатичную женщину лет сорока, звалиРозалита Мунос, и увидев, как Роланд идет к столу, она сказала: «Одна чашкакофе, а потом пойдешь со мной».

Каллагэн пристально посмотрел на Роланда, когда она пошла кплите за кофейником. Эдди и Сюзанна еще не встали, так что за кухонным столомони сидели вдвоем.

— Донимают боли, сэр?

— Это всего лишь ревматизм, — ответил Роланд. — Передаетсяиз поколения в поколение по отцовской линии. К полудню полегчает, яркое солнцеи сухой воздух тому поспособствуют.

— Насчет ревматизма можешь мне не рассказывать, — ответилКаллагэн. — Скажи Богу спасибо, если это всего лишь ревматизм, а не что-топохуже.

— Я говорю, — потом добавил, повернувшись к Розалите,которая принесла дымящиеся кружки. — И тебе тоже спасибо.

Она поставила кружки на стол, сделала реверанс, потомзастенчиво посмотрела на него.

— Никогда не видела, чтобы кто-то исполнил танец риса лучшетебя, сэй.

Роланд кисло улыбнулся.

— За что и расплачиваюсь этим утром.

— Я тебя поставлю на ноги, — ответила она. — У меня естькошачье масло, чудодейственное средство. Сначала снимает хромоту, потом боль.Спроси отца.

Роланд повернулся к Каллагэну. Тот кивнул.

— Тогда я верю. Спасибо, сэй.

Она вновь сделала реверанс и вышла из кухни.

— Мне нужна карта Кальи, — заговорил Роланд, как только ониостались одни. — Пусть грубая, но достаточно точная, особенно в расстояниях. Тысможешь нарисовать ее мне?