Любовь к таинственности, или Плохая память - Лариса Соболева

– Ты обвиняешь меня без доказательств.

– Обвиняет суд. А доказательства… у меня в руках, в этой папке, – потряс он папкой. – Ее мне передал тот мужчина, который преследовал тебя и напугал. Не зря напугал. Стоит только сопоставить время, и сразу ясна картина. Осенью сорок девятого тебя не было в Ленинграде, а письма ты писала тетке от дяди Федора. Зачем ты туда поехала, если ни разу не навестила его? Есть люди, которые подтвердят: ты у него не появлялась. И письмо…

– Но это же не дядин почерк!

– Знаю, вижу. Его писала медсестра. Не отрицай, ты сама говорила мне, что получила письмо от дяди, написанное не его рукой.

– Это все косвенные улики, – возразила Лида. – Мало ли что могло померещиться дяде…

– Ухо тоже мне померещилось?

– Серьгу вырвали грабители.

– В общем, мне все ясно. Не желаю слушать твою ложь, доказывать будешь в суде. Первое: чтобы я тебя здесь больше не видел. Убирайся сегодня же. Второе: о твоих подвигах доложу куда следует. Таких, как ты, надо к стенке ставить.

Хлопнув дверью, Иван вернулся в машину, пересказал диалог с сестрой.

– Напрасно вы угрожали ей, – искренно расстроился Илья. – Вы не поняли, Иван Борисович? Она может и вас убить.

– Кишка тонка. Я офицер и воевал, бабе меня не одолеть. А вот с вашей стороны было большой глупостью провоцировать Лиду на новое убийство, это действительно могло плохо кончиться. Но я понимаю вас. Поезжайте домой, Илья, а я доведу дело до конца, слово даю.

– Как? Как вы доведете до конца? Я занимаюсь расследованием несколько лет, а не нашел способа…

– Устин жив? – вдруг перебил Иван Борисович. – Он ее опознает. К тому же существуют письма к тетке со штемпелями. Наконец – ухо.

– Действительно. Я не сообразил.

– Вы просто устали. Обещаю вам: Лида за все ответит.

Илья попрощался и пошел к вокзалу пешком. Он чувствовал некоторое облегчение, хотя и неполное. В конце концов, Иван Борисович имеет право решать дальнейшую судьбу своей сестры, пусть его совесть распорядится, как посчитает верным. А Илья журналист, собрал материал и попал в тупик, не зная, как поступить. Дома его ждали жена и маленькая дочь, которых он обделил вниманием и любовью, теперь обязан вернуть долги им. Но жена заявила:

– Я больше так не могу. Не могу наблюдать, как ты сходишь с ума. Сколько будешь ездить к живодерке? Хочешь, чтобы она и тебя прикончила?

Илья обнял жену, прижал крепко-крепко и пообещал, веря в то, что говорил:

– Все, все. Я покончил с этим.

– Правду говоришь?

– Истинную. Я отдал материалы ее брату, которого она якобы подозревала в убийстве отца. Он обещал сам заняться делом. А я ставлю точку.

Он сказал еще много слов, нужных и ласковых, тогда и почувствовал полное облегчение. Но позже все-таки изредка доставал папку, просматривал свои же записи, пытливо разгадывая тайну человеческой натуры. Эта женщина, несшая смерть… Почему для нее не существовало барьеров, которые существуют с тех пор, как человек начал мыслить и понял: без запретов на стихии внутри себя нельзя выжить? Почему она разрешила себе отнимать жизнь, тогда как сама не готова была расплатиться? Да, очевидно, потому и убивала, что боялась расплаты. Тем не менее это не объясняло сути, и Илья продолжал спрашивать себя: почему, почему?.. Родилась идея написать книгу, да все недосуг было, к тому же и тайна осталась для него непостижимой.

Прошло несколько лет, наступили майские праздники, одновременно в городе проходил партийный слет, организованный местными властями. Из многих регионов СССР приехали делегации, и в числе делегатов Илья увидел… Лиду. По годам она была уже немолода, но ее словно продержали в морозильной камере – выглядела женщина потрясающе. Она узнала его, Илья понял это по ее ожесточившемуся лицу. Значит, Иван Борисович не сдержал слова, а может, не хватило все тех же доказательств. Отсидеть в тюрьме Лидия Борисовна не могла, после отсидки не присутствуют в качестве делегата на партийном слете. Илью передернуло: люди десятки лет сидят в тюрьме за преступления, которые ни в какое сравнение не идут с кровавыми делами Лидочки, она же живет и здравствует. Как это понять и принять?

Илья машинально работал – фотографировал, брал интервью, но внимание его было сконцентрировано на Лидии Борисовне. Часто он ловил на себе ее вороватые, затравленные взгляды, отчего закипал, слишком ярко представляя тех, кто мог бы жить еще долго, но чью жизнь прервала ее рука. Не думал Илья, что Лидочка посмеет подойти к нему, заговорить. А она подошла со спины, он позвоночником почуял – живая смерть сзади. Возможно, так он назовет свой роман. Или одну из его глав. Илья обернулся и хлестко бросил вопрос:

– Что вы хотите?

– Вы не оставляете меня в покое, – проскрипела Лидочка.

– И не оставлю, – вырвалось само собой. Вырвалось зло, с непримиримостью, чего она не могла не заметить.

– Что я вам сделала?

– Ничего особенного, – усмехнулся Илья. К несчастью, его понесло. – Кроме того, что убили моего брата, Анатолия Чехонина. Помните? Вижу: помните. А Устина? А своего отца? Ирину? И Француза? И музыканта? А медсестру Машу тоже помните? Вижу, у вас плохая память. Но вы вспомните их, я обещаю.

Лидочка отшатнулась и отошла от него. Наверное, Илья не предполагал, что по прошествии стольких лет она посчитает его опасным. Потом у Ильи было две длительные командировки, в свободное время он штудировал папку, прояснял кое-какие детали. Теперь он рассчитывал только на себя. Но в августе…

В августе он погиб вместе с женой и дочерью. В живых остался лишь маленький Арик.

– Ты спишь? – Аристарх тронул Зою за щеку кончиками пальцев.

– Нет. Думаю.

– О чем?

– О тебе. О твоем отце. Ведь Чехонин-младший твой отец?

– Да. А Анатолий Романович дядя, которого я никогда не видел, только на фотографиях.

– Лидочка… Если ей в сорок первом было пятнадцать, сейчас… страшно назвать цифру. Она же дряхлая старуха!

– Это упрек?

– Никто не вправе упрекать тебя, потому что неизвестно, как поступил бы другой человек на твоем месте.

Аристарх улегся на спину, закинул руки за голову, глаза устремил в потолок и произнес с сарказмом:

– Дряхлая? Дай Бог, чтобы ты в ее годы была такой же дряхлой. Да она бегает на таких шпильках, на каких не всякая молодая умеет ходить!

– Шутишь?

Зоя подперла голову рукой, рассматривая Аристарха, а его мысли были заняты Лидочкой, которую он почему-то не мог представить себе старой.

– Сама увидишь, – сказал Аристарх. – На вид ей максимум шестьдесят. Да, не больше. Она посещает парикмахера, массажиста, красит ногти, пользуется лучшей косметикой, одевается только в модную одежду. Ах да, чуть не забыл: водку пьет!