Три дня без чародея - Игорь Мерцалов

Поражала пестрота одеяний, от откровенных лохмотьев «с церейских шелков с золотым шитьем. Что роднило всех, так это обилие оружия, но опять-таки самого разнообразного. У кого меч (дивнинской, кстати ковки, это и слепой изличит), у кого лук, у кого кистень. Прислоненные к деревьям сулицы соседствовали с охотничьими копьями. У многих на поясах болтались топоры в берестяных чехлах, даже не боевые, а плотницкие, а у вожака имелась настоящая строевая секира, какой удобно и в одиночку биться, и бок о бок с товарищами, круша врага из-за стены щитов.

Лица людей не внушали доверия — испитые, потасканные, несущие печати всех пороков. Были здесь и женщины более чем сомнительного вида, но — ни стариков, ни детей. Так что причислить походников к переселенцам, от какой-то беды на новое место уходящим, было трудно.

Сосредоточив взгляд на обладателе секиры, в котором угадал вожака, Упрям поманил его пальцем. Тот подошел на негнущихся ногах.

— Так… вы кто такие?

Собственно, ученик чародея и сам уже понял, что угодил на стоянку намылившихся куда-то разбойников. Но совсем не испугался. Не успел, пока радовался спасению. Да и повезло подспудно сообразить, что он находится в выигрышном положении.

Ответ вожака подтвердил догадку:

— Мы больше не будем!

— Я спрашиваю, кто такие!

Вожак рухнул на колени:

— Мы… шли тут… но нас заставили! Мы бы сами — ни-ни.

— Если сейчас же не ответишь…

— Соловейские мы. Там… промышляли. А сюда — заставили нас!

Неподдельный ужас вожака отчего-то вдруг показался смешным, и он засмеялся. Звук получился такой — в иное время сам бы вздрогнул. Упрям снова приложился к кувшинчику, но там уже остались последние капли.

— Еще, — велел Упрям, хотя собирался сказать совсем другое.

Вожак сделал движение рукой, не оглядываясь. Потрепанная девица с распущенными волосами тут же поднесла второй кувшинчик. Упрям прикинул:

— Соловейские? Далековато вас от Соловейска занесло. В какую сторону путь держите?

— До Тухлого Городища, — помявшись, сознался вожак. — Тамошние людишки, бают, совсем от упырей загибаются за избавление от кровососов деньги сулят. Да нам-то что, мы бы и так помогли! Благое же дело — людям-то помогать!

Нестройный хор голосов тех, у кого в ногах недостало силы удрать, подтвердил, что «людям-от помогать» они вообще обожают и даже приплачивать за это готовы.

Упрям сбил пробку и отхлебнул, пытаясь понять, сколько времени он провел в полете. Что любопытно, и до глотка и после вывод получался один: сто — сто пятьдесят ударов сердца, не больше. Потому что за больший срок он бы в ледышку превратился. И, возможно, до скончания веков парил бы над землей в неуправляемом котле. Хотя нет, куда там — если по прямой лететь, рано или поздно в небесный свод врежешься, там, где он в океан спускается…

С ума сойти! Так мало времени — и так много впечатлений. Но самое главное — есть еще надежда, что он успеет. Только бы Нещур продержался, а уж там с разорви-клинком…

— А промышляли чем? — строго спросил Упрям у вожака.

Тот уже был белый дальше некуда, поэтому теперь посерел.

— Лихим делом, — сознался. — Разбойным… но решили искупить! А что деревеньку потормошили — так это с голодухи. Нам теперь стыдно. Мы, чего взяли, вернем, прямо с утра. И за снедь заплатим, честное слово…

— Правильно мыслишь! — Упрям поднялся на ноги (показалось, что спружинил и чуть без котла не взлетел). — Но смотри, если узнаю, что обманул — ух!

— Ни-за-что! — клятвенно заверил вожак.

— Угу. А деревенька как называется?

— З-заимка.

— Заимка? Ну-ну… так, а дорога на Перемык тут есть?

— А вот она, за кусточком. Чуть позади еще столб верстовой.

Упрям обрадовался.

— Эт' здорово, эт' вы молодцы, — похвалил он непонятно за что — не их же заслуга в том, что столб стоит. — Так, а зимняя одежда есть? Только побыстрее, я спешу.

— Есть, есть!

Теперь уже обрадовался вожак со товарищи. Сразу несколько человек бросили под ноги Упряму три-четыре мешка с меховой рухлядью. В первом же обнаружился прекрасный меховой зимний плащ, несколько потертый, но добротный, в такой завернись — и в сугробе спи, как на печи. Упрям накинул его на плечи, и тут же под руку подвернулся малахай, весьма похожий на любимый Василисой-Невдогадом.

— Котел изнутри вытрите! — велел Упрям и обратился I вожаку: — Рухлядь тоже из деревни?

— Нет, это… чуть раньше.

— Ясно. Где, говоришь, столб верстовой?

— Вон там, недалече…

Упрям встал на дно услужливо протертого котла с кувшинчиком живительной влаги в руке и уже собрался коснуться края волшебным пером, но, оглядевшись, понял, что озаренные надеждой лица вокруг ему решительно не нравятся.

— Поди сюда, — вновь поманил он вожака; отпил еще, пока тот приближался, и так прямо и заявил: — Мне не нравится твое лицо.

Вожак неопределенно двинул бровями и жестом, выдававшим застарелую привычку, прикоснулся к шраму, пересекавшему лоб.

— Нет, — пояснил Упрям. — Что урод — это одно, а я о другом. У тебя лицо жл… лжль… лживое!

Странно, до чего трудным оказалось такое обыкновенное слово. Вожак опустил глаза, но искренности в нем уже не чувствовалось ни на грош.

— Ах, так!.. — Упрям перебросил ногу через край котла, пошатнулся и был поддержан вожаком. Это ему уже совсем не понравилось. Бросив кувшинчик в котел, он свободной рукой ухватил вожака за грудки: — Ты что, думаешь меня обмануть? И не хватай, я не пьяный, нечего меня держать. Ты знаешь, кто я? Не, ты, кто я, знаешь?

Вожак ласково улыбался ему. Упрям этого знать не мог (по крайней мере, в тот миг), но, налегая на перцовку, он изрядно успокоил вожака. Тому уже было все равно, кем окажется ночной гость: посланцем богов, колдуном или мстительным духом, натравленным на ватагу жителями обездоленной деревеньки, как он сначала и подумал. На угощения падок — значит, не тронет. А напьется покрепче, глядишь, вообще забудет, с кем судьба свела на придорожной поляне.

— Не, ты не знаишь, кито я, — все более заплетающимся языком заверил Упрям, тыча пальцем в грудь вожака, который, поддерживая его под локоть, пытался ненавязчиво утолочь обратно в котел.

— Да, да, но я преисполнен, — приговаривал он.

— А я — знаю! — гордо договорил ученик чародея.

— Вот и славно, вот и хорошо, — лил елей вожак, медленно, но верно добиваясь успеха. — И правильно, тем паче, впереди дорога дальняя, трудная…

— Я все знаю, — мямлил Упрям.

И вдруг до него дошло, что он несет чушь. С чего бы? Наверное, переволновался. Ну да, впереди бой, а он тут рассусоливает с этими разбойниками… которые еще и обмануть его хотят!