Три дня без чародея - Игорь Мерцалов

— Я — Упрям! — провозгласил он неожиданно громко и оттолкнул вожака. — Я лечу по делам! А вы тута… да я же вас щас…

— Конечно, конечно, — проворковал вожак и обернулся к своим: — Ребята, помогите гостя усадить, дайте чего-нибудь в дорогу. Ему по делам лететь надо, поняли? Вот и пускай себе летит…

Похоже, страх отпустил разбойников. Нет, они еще побаивались загадочного незнакомца, и до грубой силы не дошло. но на место Упряма усадили, лепешку в руки сунули и даже взяли котел и понесли к дороге. Краем глаза ученик чародея заметил, как хитролицый паренек прячет за пазуху оброненное чудо-перо, потом все заслонили донельзя довольные слащавые рожи… И ученик чародея понял, что звереет. — Ах вот вы как?!

Что было дальше, он помнил плохо. Вроде бы заехал кому-то в глаз, ему дали пару тумаков, а потом сверкнула сталь… И понеслась!

Весело было, вот что ему запомнилось. Ноги потом гудели — значит, бегал и прыгал. Но когда развеялся перед взором туман ярости, Упрям обнаружил, что стоит посреди стоянки, под накрапывающим дождиком, в тяжелом от влаги меховом плаще — совершенно один! Ни души вокруг, если не считать перепуганных коней.

По стоянке словно ураган прошел. Расколотые щиты, разрубленные копья, половинки мечей, рассеченные лезвия топоров ковром устилали землю. Жерди навесов подрубаны, и пологи медленно прогорают в кострах. Какие-то меховые обрезки повсюду… вот это почему-то вспомнилось: кто-то. улепетывая, кинул в Упряма мешок с рухлядью, а он… ну да, разорви-клинком отмахнулся. Княжеский меч по всей стоянке прошел.

Но, кажется, не только он. Преодолевая головную боль, Упрям сумел припомнить, что вроде выкрикивал какие-то заклинания, но вот какие? Здесь память давала отбой. И никак не удавалось сообразить, что за сила могла поставить на попа две телеги на краю стоянки, с остальных посрывать колеса и разбросать их по кустам, да еще многочисленные мешки по веткам развесить. Что-то мешало думать…

— …мы больше не будем, смилуйся, стану честным богам требы класть, все верну отработаю, да ни в жизнь…

А, вот что с мысли сбивает — невнятное бормотание со всех сторон. Упрям тряхнул головой, еще раз огляделся и понял, что поспешил признать поляну пустой. Разбойники были все тут. Только сидели на деревьях, кто повыше, кто пониже. И вразнобой клялись, обещали, уверяли, заверяли, слово давали, что больше никогда, даже в мыслях, даже под угрозой, даже для спасения жизни…

— Цыц вы все! — рявкнул Упрям и воцарилась тишина. Вложив будущий подарок князю в ножны, он помял вспотевшие виски под малахаем. Слово «похмелье» ему в голову не пришло, но это было именно оно, несмотря на необыкновенную скоротечность. — А, вот: где хитрован, который мое перо украл?

«Хитрован» испуганно взвизгнул откуда-то из глубины вяза:

— Я только посмотреть хотел! Мне не надо… больше.

Золотистая искорка выпорхнула из сплетения ветвей, Упрям поспешил подбежать и подставить ладони. Все, ну их, разбойников этих, одна головная боль от них. Упрям сел в котел и коснулся его стенки пером.

— А-а-а! — сопроводили взлет разбойники, вообразив, что теперь их и деревья не спасут.

Пролетая над полотняно-белым вожаком, видимым в ночи только потому, что спрятался он на самой верхушке ели, ученик чародея соизволил-таки обратиться к нему:

— Я потом проверю, если обманете…

— Ни за-ой что на-ой свете-ой! — скатываясь вниз, пообещал вожак.

Может, и не соврет. А я вот соврал, удрученно подумал Упрям. Никуда я не вернусь, ничего я не проверю. И разбойники убедятся, что можно нарушить слово, и ничего за это не будет. Не такое это простое дело — подвиги совершать. И ради чего геройство? Столько времени убил, теперь уж точно не успеть. Горько Упряму стало.

Верстовой столб отыскал быстро. Дождь кончился и луна уже проглядывала в разрывах туч. Теперь можно лететь просто над дорогой. Она, конечно, петляет, да и скорость над землей не та, но ведь спешить уже некуда, Нещур и гонец мертвы, письмо похищено, врагов так и так по следам искать придется…

Стоп! Все всколыхнулось в груди Упряма. Пусть нет надежды, но никто не скажет, что Наум научил его сдаваться. Поплотнее запахнув плащ, он решительно повел котел за облака. Верстовой столб стоит на перекрестке точно посреди дороги от Дивного до Перемыка, значит, нужно взять строго на северо-восток.

На сей раз, он позволил себе чуть-чуть полюбоваться на рваное одеяло облаков. Ледяной ветер пробирался и под плащ, но это была мелочь по сравнению с тем, что ему пришлось пережить в прежние подъемы. К тому же теперь у него было чем согреться. Отмеряя пальцами направление на северо-восток, Упрям одной рукой пошарил под собой, достал кувшинчик и выдернул пробку зубами. Вообще-то он был малопьющий — в Дивном пьянство не поощрялось, и пойманным за хмельное буйство на людях светила независимо от положения целая неделя на засыпанных шелухой от семечек улицах с метлой в руках, да и Наум всегда был строг на этот счет. «Но сейчас-то, в полете, для сугреву и прояснения головы ради», — успокаивал себя Упрям. И грелся. А уж голову прояснил…

* * *

Твердь неоднородна, как и все крупнейшие славянские княжества. Ближе к Волге в ней обитает множество племен вполне дремучих, от мира закрытых и дивнинского князя едва признающих. Да и зачем он им, князь-то? Кочевники сюда не доходят, разбойников нет — ибо нет торговли и богатств, а что нави шалят, так ведь лешие есть — с ними всегда договориться можно. Народ здесь мирный, работящий, места глухие — нет, князь тут не нужен.

Дивнинским владыкам это, конечно, радости не доставляло, но они не возражали. Торговые пути на Итиль и Булгар были, вдоль них росли селения и города, высились крепости, бдили заставы. Что еще нужно? Дань, собираемая с близлежащих племен, могла бы покрыть расходы на дружину, но с торговым налогом ни в какое сравнение не шла, и было ясно: обложи податями хоть весь мир, такой выгоды, как от купцов, не получишь. Да и сама по себе глушь была довольно надежным щитом от иноземных войск, вздумай они покуситься на Твердь. Так что князья не беспокоились.

Кроме славян селились в глуши половцы и булгары почему-либо ушедшие с исконных земель дреговичи и радимичи. Случались даже чудины. Места всем хватало. Время от времени, обеспокоившись развитием торговых путей, кто-нибудь в глуши начинал сколачивать дружины и объявлял себя князем, но даже самые сильные из них не оставляли после смерти государства. Глушь пожирала все неуместные движения.

Только Перемык держался. Когда-то этот город лежал на оживленном перекрестке. Однако после очередных волнений в Булгарии (шесть султанов, собравшихся на могиле безвременно и весьма подозрительно почившего хана, поспорили из-за власти и учинили трехлетнюю войну, после которой ханская ставка была перенесена в нынешний Булгар) торговые пути изменились и край зачах. Второй крупный город в нем, Почаев, захватили упыри, и стал он Тухлым Городищем.

А в Перемыке власть взяли местные племена. С властью они обращаться не умели, быстро скатились в нищету и, забыв первоначальные заверения, обратились за помощью в Дивный.