Если о нас узнают - Софи Гонзалес

– Подождите, – говорит Джон, еще не успев даже сесть. Его грудь вздымается. – Вы же не хотите продолжить тур с Энджелом?

Это наконец-то привлекло внимание Джеффа.

– Со всем уважением, Джон, но это не твое решение. Просто сосредоточьтесь на том, чтобы помочь друг другу пережить это трудное время, а логистику предоставьте нам. А теперь присаживайтесь.

Джон вздыхает, его глаза горят. Он направляется к свободному креслу, но затем останавливается и продолжает настаивать на своем.

– Знаешь что? Нет. Энджелу нужна помощь. Ты ведь знаешь, что он почти каждый день под кайфом? Он не справляется. Папа, он чуть не погиб!

– Мы прекрасно понимаем тяжесть его несчастного случая, но нас заверили, что он может выступать, как только оправится…

– Что должно произойти, чтобы вам перестало быть все равно? Этот тур не может продолжаться. Энджел сейчас должен делать только одно – получать лучшую помощь, которую только можно. Иначе прежняя Saturday просто перестанет существовать, и вам не за что будет ухватиться.

В комнате воцаряется тишина. PR-менеджер поправляет воротник рубашки.

– Хорошо, – говорит Джефф. – Мы хотели пригласить вас к обсуждению ближайшего будущего, но ваши эмоции бьют через край. Мы можем поговорить об этом позже.

Джефф тянется к мышке, чтобы завершить разговор.

– А как же турне? – спрашивает Рубен. – Шоу через два дня.

– Мы это обсудим и скоро вернемся к вам с готовым планом.

Экран гаснет.

Думаю, на этом все.

Я смотрю на Эрин в поисках утешения или хотя бы ответов.

– Так что же будет дальше? – спрашиваю я. – Они заставят нас выступать без Энджела?

– Мне очень жаль, Зак, – отвечает она, нахмурившись. – Но я не могу говорить об этом.

Ого. Ладно. Ее позиция абсолютно ясна.

Мы с Рубеном возвращаемся в его комнату.

– Это полная задница, – произносит он.

Я киваю. Потому что так и есть. Членам нашей группы, может, и не разрешается использовать это слово на публике, но лишь оно уместно в этой ситуации.

– Хочешь побыть один? – спрашиваю я. – Если хочешь, я могу пойти к себе.

Парень качает головой.

– Останься.

Мы перебираемся на кровать. Я прислоняюсь спиной к изголовью, а Рубен сидит у меня в ногах, подогнув под себя ноги. Я смотрю ему в глаза и поправляю прядь волос. Он мягко улыбается, и от этого у меня в животе порхают бабочки. Интересно, знает ли он, как мило выглядит, когда его волосы немного растрепаны? Или насколько красивым он мне кажется?

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

– Не совсем. А ты?

– То же самое.

– Я продолжаю думать о прошлой ночи. Те страшные моменты раз за разом пролетают у меня перед глазами, словно заевшая кинопленка. Не могу выкинуть из головы то, что он сказал.

– Что именно?

Я кладу руки Рубену на бедра, прижимая его к себе. Может быть, мне не всегда удается рассказать о своих желаниях, но я надеюсь, что рядом с Рубеном у меня все получится. Может быть, этого будет достаточно, чтобы он все понял. Я начинаю поглаживать его большим пальцем, ощущая его тепло под тонкой тканью рубашки.

– Все, думаю, – отвечает он.

– Мне безумно жаль, что они ведут себя так дерьмово.

Я меняю положение, ложусь и кладу руку за голову. Рубен начинает теребить мою подвеску, как будто это все, что ему сейчас хочется сделать. По его нахмуренным бровям я понимаю, что парень собирается задать мне один из тех вопросов, которые он хотел задать уже давно, но сдерживался, ожидая идеального момента.

– Зак, как ты на самом деле относишься к тому, чтобы совершить каминг-аут после тура по России?

– Почему ты спрашиваешь?

– Ты знаешь, что я хочу это сделать, и ты в курсе, что руководство разрешило это сделать после России. Но как насчет тебя? То, что нам дали добро, не значит, что ты действительно этого хочешь.

Я сижу, нахмурив брови.

– Я хочу этого.

– Точно? Или ты просто соглашаешься с этим, потому что я этого хочу? Ты ведь знаешь, что это не обязательно, верно?

– Все не так. Я не боюсь каминг-аута.

– Не бояться чего-то и хотеть этого – разные вещи.

– Знаю, но… Я не против того, чтобы сделать это. Во многом это станет облегчением. Все в порядке.

Его взгляд спускается вниз, а плечи едва заметно ссутуливаются.

– Что? – спрашиваю я. – Я сказал что-то не то?

– Ты никогда так не делаешь.

– Подожди, что?

– Прости, это прозвучало более грубо, чем я предполагал. Я просто очень устал и раздражен.

– Хочешь вздремнуть? – усмехаюсь я, но он долго не отвечает.

– Да.

– Все в порядке, я понимаю.

Он хмурится и переворачивается на бок. Я ложусь и придвигаюсь ближе, так что мы оказываемся в ложбинке матраса, и наши тела прижаты друг к другу. Я целую парня в затылок.

– Я просто никогда не знаю, чего именно ты хочешь, – тихо произносит он.

Я слышу тревожные звоночки.

– Что ты имеешь в виду?

Он вздыхает.

– Ничего. Не волнуйся.

Это звучит так, как будто я реально должен начать беспокоиться, но я тоже устал и не в настроении обсуждать свои чувства и истинные мотивы. Не сейчас.

– Может, мне лучше уйти, чтобы ты мог немного поспать?

Наступает тяжелая пауза. Когда Рубен отвечает, его голос звучит тихо.

– Не надо.

Я притягиваю его ближе, силясь игнорировать тот факт, что, очевидно, я сделал что-то не так и не знаю, что именно.

– Хорошо.

– Привет, ребята, – произносит Энджел мрачным голосом.

Мы втроем сидим на кровати Рубена, на коленях у которого лежит планшет. Честно говоря, я ожидал, что Энджел пошутит или хотя бы улыбнется, но сейчас он выглядит совершенно другим человеком.

Его рука и нога в гипсе, на виске повязка, но он держится молодцом. Часть того напряжения, которое я испытывал в последнее время, уходит.

– Итак, – начинает Энджел, – кто из вас сказал им, что у меня проблемы с наркотиками?

Я смотрю на остальных, все избегают взгляда Энджела.

Наконец, Джон подает голос.

– Я сказал им, что тебе, вероятно, нужна помощь.

Энджел закатывает глаза и откидывается назад.

– Я знал это. Я знал…

– Так и есть, – перебивает его Джон. – Ты чуть не умер, Энджел.