Наш неистовый конец - Хлоя Гонг

– Зато у тебя есть прямая связь с Монтековыми.

У Джульетты похолодела кровь. Значит, вот оно что. Тайлер наконец решил уличить ее во лжи.

Она быстро вырвала бокал из руки своего кузена. Он не должен смотреть на танцпол, на мерцающие стены, на несуществующие напитки. Она заставит его смотреть на нее.

– Полагаю, ты читал Пушкина, – сказала она. – В русских дуэлях участвуют секунданты, и этим секундантам позволено спрашивать оскорбителя, не желает ли он извиниться. Поэтому я прошу тебя, Тайлер, – верни им Алису и брось это дело. Это не стоит твоей жизни.

Тайлер коротко рассмеялся. Его смешок не был похож на горячечный смех, звучащий вокруг, смех, который подчеркивали темный вечер и странная музыка. От его смеха веяло ледяным холодом, то был смех охотника, увидевшего, как захлопнулся капкан.

– Что ты себе думаешь? – Он стер с лица веселье и подался вперед. – Кто просил тебя говорить от имени Ромы Монтекова? Кто просил тебя быть его секундантом?

Руки Джульетты сжались в кулаки, и она опять коснулась своей проволочной удавки – не затем, чтобы пустить ее в ход, а просто чтобы почувствовать под ногами твердую почву, чтобы обвить ее вокруг пальца, дабы боль нейтрализовала лютый гнев, жгущий ее горло.

– Это была просто фигура речи.

Тайлер встал.

– Не лги мне. – В его голосе не было веселости. Он воспринимал все это серьезно, назначив себя блюстителем благонадежности Джульетты. – Ты можешь стать моим секундантом и либо дать мне довести эту игру до конца, либо отдать мне Алую банду уже сейчас.

Джульетта в ярости бросилась на него через стол, но Тайлер перехватил ее кулак и не дал ей расквасить ему нос.

– Ты сошел с ума, – прошипела она. – Не только ты можешь убить его, но и он тебя. Ты не неуязвим.

– Верно, – согласился Тайлер. – Но я Алый. Не то, что ты. – Он резко оттолкнул ее кулак и взял свое пальто, готовясь уйти. Джульетта схватилась за стол, стараясь угомонить мысли, лихорадочно крутящиеся у нее в голове.

– В понедельник утром, tángjiê[36], – добавил Тайлер. – У самой границы Международного квартала на берегу Сучжоу. Не опаздывай.

Глава двадцать девять

– Я не могу его отговорить, – сказал Венедикт Монтеков.

Джульетта взглянула на него. Они стояли на берегу Хуанпу, глядя на воду. До дуэли оставалось два дня, и в воздухе запахло весной – а может быть, дело было в том, что солнце сегодня сияло слишком ярко, отражаясь в мелких волнах.

Как странно, что Венедикт согласился встретиться с ней вот так. Его руки были засунуты в карманы, лицо выражало неустрашимость. Он явно не собирался расслабляться. Хотя он и вел себя любезно, какая-то часть его, наверное, считала, что Джульетта может в любой момент начать стрелять. Но он все-таки пришел. Он пришел и делился с ней информацией, как будто они были старыми друзьями, которых объединяло общее дело.

– Ты уверена, что мы не можем вызволить Алису?

– Я не знаю, где ее держат, – ответила Джульетта. – Этот город слишком велик. Как я могу прятать Маршалла Сео, так и Тайлер может прятать Алису так долго, как он хочет.

– Тогда другого выхода нет, – без обиняков сказал Венедикт. – Тайлер получит дуэль, которой он хочет.

Джульетта сделала глубокий вдох и задержала дыхание.

– Он заявил, что это будет русская дуэль, так что каждый сможет сделать только один выстрел, – хрипло проговорила она. – Но это же Рома и Тайлер. Кто-то из них умрет.

В дуэлях, описанных в художественной литературе, этот единственный выстрел часто не попадал в цель – пуля летела мимо или сбивала головной убор. Но ни Рому, ни Тайлера нельзя было упрекнуть в плохой меткости.

– Хуже того, – продолжал Венедикт. – Если мы действительно станем придерживаться старых правил, то первым должен будет стрелять тот, кто послал вызов. А каковы шансы, что Тайлер промажет?

Джульетта зажмурила глаза, борясь с тревожным шумом в голове. А тут еще этот ветер – он выманивал наружу тот ужас, который она так старалась подавить.

– Их нет, – прошептала она. – Ни малейших.

Она не хотела видеть, как это случится. Алый против Белого цветка. Ее семья против всего ее сердца, красного и омытого кровью.

– Ты можешь отговорить его, Джульетта.

Джульетта вздрогнула, открыла глаза и повернулась к Венедикту Монтекову. Он назвал ее по имени. Возможно, его недоверие к ней все же не так велико, как кажется.

– Я пыталась. Но Тайлер не желает меня слушать.

– Я говорю не о Тайлере.

У нее упало сердце. Правильно ли она поняла Венедикта? Когда ветер обдул ее лицо на этот раз, он был холодным, как лед. По ее щеке быстро стекла слеза и, никем не замеченная, упала на бетон. Они стояли молча, вокруг шумел Бунд. Венедикт смотрел на реку, а Джульетта глядела на него, гадая, что ему известно, а что нет.

Она получила ответ на свой вопрос, когда Венедикт посмотрел ей в глаза и спросил:

– Почему ты не хочешь ему сказать?

– Сказать что? – ответила она. Хотя, конечно, Джульетта понимала, что он имеет в виду. Правду. Скажи ему правду. Венедикт был в той больнице в тот день. Он видел, как Рома не хотел уходить от Джульетты. Так что ему было нетрудно догадаться, кто они друг для друга.

Влюбленные. Лжецы.

– Рома умеет хранить секреты, – сказал Венедикт. – Его мало заботит собственная жизнь, потому что он печется о жизнях всех остальных. Он готов кинуться под пули ради Алисы, потому что она – все, что у него осталось. Но если он будет знать, что у него по-прежнему есть ты, то, возможно, не станет очертя голову бросаться навстречу смерти. Скажи ему, что ты солгала. Скажи ему, что Маршалл жив. Тогда ему придется придумать другой план.

Джульетта покачала головой. Как ни приятно было думать, что все сводится к этому – к ней самой, к любви, – на самом деле это всего лишь очередная трещина на потрескавшемся стекле.

– Это ничего не даст, – тихо проговорила она. – К тому же я боюсь не того, что он откроет всем, что Маршалл жив. Я боюсь, что он простит меня.

У Венедикта сделался ошарашенный вид.

– Чего тут бояться?

– Ты не понимаешь. – Джульетта обхватила себя руками. – Пока он ненавидит меня, мы в безопасности. Если же мы опять станем любить друг друга… тогда город может убить нас обоих за то, что мы посмели надеяться.

Она спасет его от одной смерти лишь для того, чтобы толкнуть