Лоцман. Сокровище государя - Андрей Посняков

Прикрыв глаза рукой от выглянувшего солнца, Бутурлин с удивлением наблюдал очень красивое, швартующееся к дальнему пирсу, судно – трехмачтовый пинас, с плоской, словно обрубленной топором, кормою, выкрашенной в синий цвет и украшенной золоченой резьбою – всякие наяды, дриады, русалки… Сразу под окнами капитанской каюты (или офицерского салона, они точно такие же – красивые и большие) было тщательно выписано название корабля – «Пестрая медуза». Написано было по-шведски, да и кормовой флаг – золотой крест на синем фоне – и вымпел с тремя золотыми коронами на бизани – не заставлял сомневаться в принадлежности пинаса… Однако вот паруса… Для корабля, бороздящего северные моря, паруса выглядели странно! Очень странно – грязно-желтые! Так делали испанцы и португальцы – специально вымачивали паруса в красители, чтоб не гнили на жарком юге…

Ну да, судя по парусам, эта «Пестрая медуза» явно явилась откуда-то с далекого юга… Почему не в Стокгольм? Почему в Ригу? Впрочем, может быть, пинас и заходил в Стокгольм, а уже оттуда…

Все же Никита Петрович был заинтригован. Тем более что посыльное судно – юркая двухмачтовая шебека – виднелось уж совсем на дальнем краю. Как раз мимо «Пестрой медузы» идти… Заодно посидеть на террасе местной таверны, выпить кружечку пива… А по такой ветреной погоде не помешает и ром! Только не увлекаться, нет…

Заказав полштофа «настоящего ямайского» рома и яичницу с луком и салом, Бутурлин уселся за один из столиков, выставленных на улицу под навес. Ветра здесь почти совсем не чувствовалось, а вот солнышко припекало по-летнему, несмотря на то что – сентябрь, наверное, компенсировало за неудачное холодное лето. Не сказать, что жарко, но… хорошо! Да и вид на набережную, на корабли, открывался прекрасный. «Пеструю медузу» было прекрасно видно… Швартовалась она, похоже, уже давно… Вон уже матросики и паруса зарифовали, остался один блинд – на бушприте, – добрались и до него… Быстро все делали – господин майор еще яичницы не дождался, а с пинаса уже спустили сходни. Ну да, как же истосковавшимся по земле морякам да не заглянуть в ближайший портовый кабак? Не напиться, не снять дешевых портовых шлюх, не устроить хорошую потасовку?! Да так не бывает просто.

Кстати о шлюхах. Парочка ярко разнаряженных женщин вполне определенного пошиба уже продефилировали мимо невозмутимо потягивавшего ром Бутурлина. Прошли, окинули взглядом… хихикнули… Та, что слева, вроде бы – ничего, премиленькая. Стройненькая такая, волосы с рыжиной, а глаза – карие. Рыженькая, да… а под толстым слоем белил, вероятно – веснушки, ну да. Зря она их замазала, с веснушками было бы лучше…

Перехватив быстрый мужской взгляд, рыжуха без лишних слов уселась за столик рядом с Бутурлиным, а ее пышнотелая напомаженная напарница уже встречала самой широкой улыбкою идущих прямо к таверне моряков! Ага, тех самых, с только что пришвартовавшегося пинаса.

Завидев столь бравых пенителей морей, из таверны, как по команде, выскочило еще с полдюжины девушек такого же пошиба, что и первые две.

– Здорово, девоньки! – радостные крики послышались еще издали.

А уж когда морячки подошли…

– Эй, хозяин! Давай-ка сюда чего-нибудь сухопутного… Ну, вот… яичницу давай… С колбаской! Что еще у тебя есть?

– Гороховая похлебка, господа…

– Горох нам на корабле надоел! От самой Африки ели…

Ага, Африка! – услышав, Никита Петрович довольно качнул головою. Значит – с парусами-то он угадал. Да и что там гадать-то? Все ясно же, как божий день.

– Господин офицер не желает ли немного развлечься? – томно облизав губы, между тем спросила рыженькая. Да, определенно премиленькая, да… Личико тоненькое, можно даже сказать – аристократически-благородное… вздернутый носик, черные брови вразлет, пышные изогнутые реснички… блестящие карие глаза… Впрочем, не до нее сейчас! С «Медузой» все ясно – пришли из Африки, там у шведов какие-то поселения есть… Надо же – до Африки дотянулись! Длиннорукие, ага, мало им Невы.

– Всего-то один риксдалер, мой господин. Всего один.

– Яичницы хочешь? – взял положенную на скамью шляпу, усмехнулся Никита Петрович. – Увы, некогда тут с тобой. Дела.

Девчонка стрельнула глазками:

– Уже уходите? Жаль. Мне показалось, вы человек благородный.

– Так оно и есть, – надев шляпу, невольно усмехнулся майор. – Ты яичницу-то доедай… десяток яиц все-таки! Да еще сало…

– А вы, господин?

– А мне – сейчас некогда… Как-нибудь ближе к вечеру, может быть…

– О, я буду ждать, господин!

Подмигнув девушке на прощанье, Никита Петрович вышел на набережную и, придерживая шляпу рукой, неспешно направился к посыльному судну, с коего сошел обратно на берег лишь часов через пять, слишком уж много оказалось бумаг, и все – важные. В судовых росписях подробно описывалось количество и качество груза – провиант и фураж, порох, ядра и свинец для отливки пуль, алебарды, палаши, пики. Все это Бутурлин тщательно переписывал для доклада командующему, что-то переспрашивал, уточнял, откровенно радуясь в душе – столь подробная информация, конечно же, вполне послужит и русскому войску! Послужит уже завтра – успеть бы только уйти.

Или… не уходить, еще «послужить» шведам, как и собирался совсем-совсем недавно, до встречи с соглядатаем.

Кристиан… приметный такой паренек… Эх, не надо было сразу пускать в дело клинок! Допросить бы… или просто поговорить. Коль он игрок, так, верно, до денег падкий. Вероятно, сговорились бы…

Впрочем, что уж теперь сетовать? Что сделано – то сделано, да…

Простившись с капитаном и его помощником по торговой части, именуемым почти во всех флотах малопонятным сухопутным крысам словом «карго», уважаемый господин майор охотно принял на ход воды чарочку пахучей можжевеловой водки и, отказавшись от прочих подарков, вальяжно сошел на берег.

К вечеру заметно похолодало, клонившееся к закату желтое солнце уже больше не грело, только светило, золотило лучами высокие шпили церквей. Росшие близ набережной деревья – клены и липы – уже роняли листву, медленно, но верно покрываясь пышными красками осени. Порыв налетевшего ветра едва не унес в Рижский залив шляпу господина майора, и тот, вовремя придержав ее, свернул к таверне.

Рыженькая выскочила на улицу сразу, Никита Петрович еще не успел и подойти. Подбежала, схватила за руку, едва не упав на колени! Миленькое личико юной портовой гетеры исказилось, губки дрожали, в карих очах стоял страх.

– Умоляю, возьмите меня, господин! – взмолилась девушка, размазывая по щекам слезы. – Скажите хозяину, что заплатили за меня на всю ночь… Ведь правда, три риксдалера для столь важного господина – не деньги…

– Подожди, – холодно перебил Бутурлин. – Какие три риксдалера? С утра еще был всего один.

– Так это с утра, – пушистые ресницы девушки дрогнули, – то совсем другое дело. А нынче вон, целый корабль пришел. Прямо из Африки! Теперь мы – по три…

– Так, – Никита Петрович покивал, совершенно не представляя, что хочет от него эта девица.