Маска короля - Екатерина Лесина

Больше – ничего.

Пусто.

И Локи пропал.

А шрам, похожий на звезду, все ноет…

Когда долгое время считаешь себя мертвым, трудно привыкнуть к мысли, что ты жив.

Тяжело быть приговоренным к смерти, но еще тяжелее принять помилование.

И пить, запершись в гостиничном номере, пить до потери памяти, до звенящей пустоты внутри, до судорожного беспокойного сна – тоже тяжело.

А Гера лишь смотрит и головой качает: сказать ему нечего. Сначала он было засуетился, предложил ему посетить психоаналитика, американец, одним словом, но Локи ему так ответил, что Грег заткнулся. Надолго заткнулся, и теперь лишь головой качал и следил, чтобы Локи являлся в назначенное время в прокуратуру в более-менее вменяемом состоянии. Со временем у Локи еще получалось, а вот с состоянием – не очень. Иногда в минуты просветления Локи тихо радовался, что Гера здесь, рядом, но чаще злился: на Геру, на себя, на Кольку – за то, что двадцать лет тому назад он ввязался не в свое дело, на Захара, который стрелял и промазал, а напоследок еще и умер. А он, Локи, жив, и сердце не подвело, держится, стучит, как заведенное, и алкоголь ему не помеха.

Но больше всего Локи злился на нее. Злился и в стотысячный раз приказывал себе выкинуть ее из головы, из памяти, но – не получалось. Она не уходила. Она будто проросла в него, укоренилась, словно древняя крепость на вершине холма. Локи доводилось видеть такие: потемневшие стены и твердая, как камень, из которого эти стены сложены, земля, и невозможно понять, где же заканчивается крепость и начинается холм. Они – едины.

Пусть.

Он – не холм, он – человек, он способен принять решение и следовать ему! Решение принято, давно принято, еще двадцать лет тому назад, когда Колька прислал то письмо, когда в пьяной драке Локи впервые убил человека, когда он сидел среди Колькиных книг и упрямо пытался продраться сквозь дебри высокопарных изречений древних философов. Еще тогда решил, что он станет делать, когда найдет: пощады не будет никому, все виновные обязаны понести наказание.

Dura lex, sed lex[18]

Да что они в жизни понимают, философы? Закон! Закона нет, виновные ускользнули, умерли. И теперь – что остается? Долгое разбирательство, копание в…

Cloaca maxima.[19]

Иначе и не скажешь. Хоть на что-то латынь сгодилась. Гера каждый день дает подробный отчет о ходе следствия, везде-то у него свои каналы, связи. К чертям и его, и его связи! Но новости Локи слушал внимательно, чтобы отвлечься.

Новость первая: Гера не умер. Локи сначала глазам своим не поверил, когда его увидел. Не по зубам Крысиному королю оказался хитрый американец с ирландско-шотландскими корнями и маленькой толикой русской крови! А его и в самом деле пытались убить. И убили бы, если бы… Если бы этот любитель экстремальных видов спорта не обладал великолепной реакцией. Если бы он не ожидал чего-то подобного. Если бы… Этих «если бы» целая гора набралась. Но главное – Гера жив, поет в ваннай комнате своим визгливым голосом, вертится перед зеркалом, наводя красоту, пугает розовым лаком на ногтях фээсбэшников и жалуется на все, что видит: на погоду, город, тупость обслуживающего персонала, неудобство номеров и ограниченность местного населения, которое никак не желает понимать, что сексуальные пристрастия человека – его личное дело. Пусть жалуется, живой, и слава богу. Страховка сработала.

Вовремя, очень вовремя. Каким только местом он тот дурацкий план выдумал? Взять с поличным… А ведь в теории выглядело все замечательно – Крысиного короля берут на месте преступления, он и Лия выступают в качестве пострадавших, опергруппа – свидетели, и так далее, и тому подобное…

А Лия рассказала следователю все. Как на исповеди, смеялся Грег. Ничего смешного! Локи не хотел ничего слышать о ней – ни слова, ни имени ее, ни того, что она выжила и уже дома. Если бы она умерла, ему было бы легче. Наверное. С мертвых какой спрос? Но там, на поляне, когда она упала, Локи показалось, что…

Неважно.

Нельзя думать.

Нельзя вспоминать.

Ее нет.

И не было!

Точка.

Гера же, как назло, все рассказывает и рассказывает. Новость вторая. Или третья? Дело Никишина будет пересмотрено, и Кольку, скорее всего, оправдают. Локи полжизни добивался этого, а теперь… Теперь он понял, что – зря. Все зря. Подумаешь, на руки выдадут специальную бумажку: «Справка, дана Николаю Никишину в том, что он – не убийца». Синяя круглая печать и нервная размашистая подпись какого-нибудь сверхважного чина. Кому от этой справки легче станет? Кольке? Так он читать не умеет разучили его, зато научился шнурки завязывать и есть с помощью ложки, которую он держит, зажав в кулаке, как трехлетний ребенок. Матери? Возможно, но она и так знала, что Коля никого не убивал, и Локи тоже. Получается, справка никому и не нужна.

К черту эти мысли. К черту Геру с его новостями!

Новость номер три. Сатанисты. Ну, с этими и так все понятно: у кого родители повыше сидят, тех отмажут, отправят за границу, куда-нибудь в Англию или во Францию, в дорогой и закрытый колледж или пансионат. А кому с родителями не повезло, те пойдут на скамью подсудимых – за убийство. Клоака – она клоака и есть, свои законы, свои обычаи.

Четыре: школа-интернат. Единственный итог, которым Локи мог гордиться. Или не мог? Тут его заслуги не было. Гера о школе рассказывал неохотно, в его цивилизованной голове вещи, творившиеся там, не укладывались, зато они хорошо укладывались в статьи уголовного кодекса Российской Федерации. Хорошая книга, говорят, некоторые ее наизусть знают – разделы, статьи, номера и пункты. А вот Локи не знал, поэтому расписывал все по своим собственным пунктам.

Наркотики: школа – удобное прикрытие, дети часто выезжали на экскурсии, и по городам России, и в страны ближнего зарубежья. А у кого на таможне достанет духу обыскивать одинаковые и трогательные в этой своей одинаковости рюкзачки бедных сироток? Особенно, если приставленная к детям воспитательница в подробностях рассказывает, какая тяжелая у сироток жизнь и что они впервые едут к морю…

Одновременно создавалась сеть сбыта: подростки, проводившие в приюте год или два, рано или поздно снова попадали на улицу. Они видели, что можно жить хорошо, и не желали возвращаться в полуразвалившиеся холодные квартиры к родителям-алкоголикам. Их учили, как можно заработать на самостоятельную жизнь. Толкнешь десять доз – одиннадцатая твоя, плюс процент, будешь хорошо работать – появятся собственные деньги. Дети старались, зарабатывали, отлично понимали, что делают, но продолжали. Нельзя их винить, сказал Гера, они просто хотели жить нормально, как люди.