Волшебное наследство. Миры Крестоманси. Книга седьмая - Диана Уинн Джонс

Прибыв в Лощину, они обнаружили, что Бабка сидит перед парадной дверью, окруженная целой стаей едва видимых летучих существ. Судя по всему, Бабку они не любили. Они пулей подлетали к ней, дергали за волосы, щипали и царапали ее, а потом удирали. Бабка отбивалась от них свернутой газетой:

– Кыш! – кричала она. – Пошли вон! Кыш!

Тетя Дина, которая, похоже, вообще не видела летучих существ, беспомощно металась то в дом, то к Бабке, уворачиваясь от газеты и твердя:

– Бабка, миленькая, ну хватит! Пойдемте в дом!

– Аквариум! – Тут папа испустил что-то вроде стона и помчался к Бабке: он увидел, с какой легкостью она преодолела его тщательно выстроенные сдерживающие чары.

Когда Крестоманси на подгибающихся ногах выбрался из машины, стараясь не делать лишних движений, Бабка уставилась на него. Она сразу поняла, кто это.

– Не подходи! – закричала она, когда он двинулся к ней в обход утиного пруда. – Ты пришел мне мышать и препутствовать! Это не я! Это все Эдгар и Лестер!

Полувидные тоже сразу поняли, кто такой Крестоманси. Они плотным роем отлетели от Бабки и расселись на коньке глазеть.

– Мне известно об Эдгаре и Лестере, мэм, – произнес Крестоманси. – Я хочу знать, за что вы наказывали Фэрли.

– Совсем мне голову зафэрлили, – отвечала Бабка. – Во рту как забегемотка.

– Она имеет в виду, что у нее во рту как заслонка, говорить не может, – пояснил из толпы дядя Чарльз.

– Все напрочь зажирафлено, – согласилась Бабка.

– И, должно быть, затигрено, – пробормотал Крестоманси. – Сдается мне, вам следует поскорее отморжеваться, мэм, и…

Задняя калитка – со стороны огородов дяди Исаака – тихонько клацнула, отворилась и впустила Молли и Деда.

Не все увидели их сразу – мешал угол дома. Но Марианна увидела. И поняла, почему Дед добирался так долго. Ноги у него были искривлены и скрючены, ступни вывернуты так, что идти было, в сущности, невозможно. Дед обеими руками держался за спину единорожихи.

А та ступала осторожно-осторожно, по шажку, и то и дело останавливалась, чтобы Дед мог подтянуться. Марианна увидела, как он содрогается от боли каждый раз, когда приходится переносить вес на ноги.

Марианна повернулась и страшно закричала на обоих дедушек. Она так рассвирепела, что Эдгар и Лестер отпрянули от нее, вжались в живую изгородь.

– Я в жизни не видела такой жестокости! Дедушка Эдгар, я больше никогда ни слова вам не скажу! Дедушка Лестер, я к вам даже близко не подойду!

Она бросилась к Деду и стала срывать с него чары. Это было как обдирать сорняки и вьюнки с сучковатого разросшегося дерева в мамином саду. Марианна вцеплялась, тянула и дергала, а чары сопротивлялись, как терновник и крапива, но в конце концов ей удалось отодрать их все, оттащить подальше – она еле дышала, слезы навернулись на глаза, руки жгло – и швырнуть полувидимым, пусть разбираются. А те так и налетели на чары и, довольные, унесли их прочь.

Дед медленно, со скрипом выпрямился во весь рост – вровень с Крестоманси. И улыбнулся Марианне:

– Что ж, спасибо, ласточка.

Молли повернула голову и печально проговорила:

– Телесные раны я могу исцелять, но это было волшебство. Держись за меня, – добавила она, обращаясь к Деду. – У тебя не сразу получится ходить как следует.

Они двинулись дальше – за угол дома. Крестоманси стоял рядом с Муром, опершись о длинный черный капот, и видел их прекрасно, а вот Бабка, вокруг которой металась тетя Дина, была так увлечена оскорблениями в адрес Крестоманси, что не сразу заметила Деда и Молли.

– Ах ты, комод чернильный! – выкрикивала она. – Перекосяк ты болотный!

Когда единорожиха и высокий старик вышли на солнце перед домом, Мур подумал, что вид у них какой-то диковинный, потусторонний, серебристый.

По рядам Пинхоу пронесся шепоток. «Это же старый Дед!» и «Да никак это его старая кобыла Молли?» – говорили они.

Бабка насторожилась. Развернулась всем корпусом, и ее лицо-руина исказилось от досады.

– Ты! – проговорила она. – Я велела им убить тебя!

– Временами я жалел, что они не послушались, – отвечал Дед. – Эдит, что ты затеяла? Давай-ка все наконец проясним.

Бабка повела плечами:

– Лягушки. Вши, блохи, муравьи. Чесальный порошок. – Она засмеялась. – Они думали, будто чешутся от блох, и мылись, покуда у них кожа не слезала.

– Кто? – спросил Дед.

Он снял руку со спины Молли и крепко стоял на ногах, глядя на Бабку сверху вниз. Единорожиха огляделась, увидела, что Дед может без нее, и шагнула к Крестоманси. Вытянула шею и еле-еле коснулась рогом его руки, обмотанной кровавыми тряпками.

Крестоманси охнул и дернулся. Даже Мур почувствовал теплую целительную волну, хлынувшую от рога, хотя направлена она была не на него.

– Благодарю, – с чувством сказал Крестоманси и заглянул в мудрые голубые единорожьи глаза. – Очень вам признателен.

Он стал уже не такой бледный, и хотя кровавые пятна никуда не делись – повязка из рубашки Джо была вся в крови, – Мур не сомневался, что раны от пули на руке Крестоманси больше нет.

– Рада помочь, – ответила единорожиха. Подмигнула Муру голубым глазом и развернулась обратно к Деду.

– Кто? – повторил Дед. – Кого ты теперь замучила?

Бабка упрямо уставилась в траву.

– Да Фэрли, – ответила она. – Терпеть не могу все их племя. Эта их Доротея повстречала у замковых ворот грифона, и они сказали, мол, это я его выпустила!

– Это была грифонша-мать, она, бедняжка, искала свое яйцо, только и всего, – проговорил Дед. – Думала, может быть, оно уже оказалось в замке. Что ты с ним сделала?

Бабка повозила по траве носком туфли. И хихикнула.

– Нипочем не разбивалось, даже когда я его с лестницы спустила, – сказала она. – Я велела Гарри убрать его на чердак и наложить чары, чтобы нельзя было пробить скорлупу – надеялась, эта тварь издохнет. Мерзость.

Дед поджал губы и поглядел на нее сверху вниз с огромным сожалением.

– А ты обиделась, как маленькая злая девочка, да? – проговорил он. – О других вообще не подумала. Однако чары, которые ты на них наслала, стали только крепче, и они по-прежнему в полном твоем распоряжении.

Единорожиха тихонько подошла и встала рядом.

Бабка подняла голову и увидела нацеленный на нее длинный витой рог.

– Не надо! – закричала она. – Это не я! Это все Эдгар и Лестер!

Дед помотал головой в обвислой широкополой шляпе.

– Нет, Эдит, это ты. А теперь хватит. С тебя довольно.

Он отошел в сторону, пропустил Молли, и та легонько коснулась кончиком рога Бабкиного лба. Мур ощутил, как от этого прикосновения тоже разнеслась теплая волна – только на этот раз она, похоже, текла в обратную сторону. Бабка тихонько пискнула – Мур ужаснулся, до того это напоминало «хнык!» Кларча, – медленно осела на траву и свернулась там, будто младенец.