Школа выживания - Марина Ефиминюк

В памяти вдруг всплывает воспоминание о том, как Лера без колебаний загасила магическое сердце в артефакте, и в гудящую голову приходит идиотская мысль, что она действительно на редкость жестока и безжалостна. Кажется, что прямо сейчас уверенной рукой она сдавливает мое собственное сердце. Превращает в бездушную вещь, пустую оболочку, как те самые часы.

— Входите, господин Вудс, — выглядывает из дверей плюгавый тип в очках с толстыми стеклами. Он достает мне до груди, на макушке — лысина, в руках — какая-то жратва. Булка что ли… И мне хочется запихнуть эту булку ему в пасть, чтобы он проглотил ее одним махом и перестал чавкать, но помимо нас двоих в ледяной комнате еще трое стражей.

Белая простыня очерчивает контуры женского тела, лежащего на столе.

— Лицо целехонькое, — говорит плюгавый с набитым ртом. — Сможете опознать?

Я киваю и мечтаю об одном, чтобы он прекратил жрать. Может, к чертовой матери выбить ему челюсть? Тогда он точно не сможет жевать, разве что прихлебывать жиденькую кашку из чайной ложечки. Станет ли мне легче?

И тут он откидывает простыню. Вот так запросто, без предупреждения. Сердце обрывается. Взгляд останавливается на лице покойной. У той, кого прятала проклятая тряпка, черные волосы и разбитые губы. Кольцо, сдавливающее грудную клетку, начинает слабеть, но так и не исчезает до конца.

— Это не Валерия Уварова, — как со стороны, слышу я свой спокойный, холодный голос.

— Везунчик, — буркает служка, накидывая простыню обратно, и давится булкой.

Надо было пожалеть убогого, но я срываюсь и бью его в челюсть. Легонько, но ему хватает, чтобы опрокинуться и потерять сознание. Что ж, никто никогда не считал меня хорошим человеком.

Меня выпихивают в коридор.

— Ничего, парень. В такой ситуации, я бы сам разбил гаду морду, — хлопает мне по плечу один из стражей, на удивление понятливый. — Иди домой, хлебни виски и выспись. Все закончилось.

Он, страж, не догадывается, что все только-только началось.

…Лера на полу, отползает от меня, не сводя затравленного взгляда. Я наступаю, шаг за шагом, направляя острие фамильяра в ложбинку, где сходятся хрупкие ключицы, и бьется пульс. В детстве нас учили, что если туда ударить, то человек умрет мгновенно.

— Кай, — шепчет она, — остановись. Слышишь? Ты будешь жалеть до конца жизни!

Удар меча. Я ее убиваю.

…Убиваю.

…И снова.

— Голубая кровь! — Кто-то тряс меня за плечо, заставляя выбраться из сознания Кайдена, как из темного глубокого колодца. — Голубая кровь! Отпусти его руку, иначе отдашь свет до капли!

Приходя в себя, я обнаружила, что по-прежнему цеплялась за руку Кайдена. Быстро разжала пальцы. Змея исчезла и выглядывала из-под закатанного рукава. Она как будто была живая и сбежала от прикосновения обладателя Истинного света к локтевой впадине. На чистой коже с глубокими бороздами вен отпечатались красные ожоги от моих пальцев.

— Что случилось? — пытаясь стряхнуть с себя остатки воспоминаний, спрятанных в сознании у Кайдена, хрипло спрашиваю я.

— Ты отдала слишком много и улетела на светлое облако, — произнес Рой. — Он будет в порядке, но нам надо переложить его на кровать. Хватит сил помочь?

— Хватит, — поспешно я вскочила на ноги, и подо мной поплыл пол, точно превратившись в корабельную палубу.

— Иди-ка ты спать, Валерия, — отослал меня знахарь. — Сам справлюсь.

Когда я, прихватив свечу, отправилась в комнату, то даже помолилась Светлым духам, чтобы сон был без сновидений. Впервые за время знакомства со знахарем, мне удалось улечься в кровать по собственной воле. От усталости.

Я открыла глаза и обнаружила, что полностью одетая лежу лицом во влажную подушку. Спальня была погружена в темноту, за окном по-прежнему стояла густая ночь. Тихонечко поднявшись, на цыпочках я вышла в коридор. Дверь в соседнюю спальню была открыта, и потемки разрезал прямоугольник желтоватого света.

Заглянула внутрь. Кайден лежал на большой кровати с деревянными столбиками. Рой дремал в кресле у зажженного камина, откинув на спинку голову и вытянув ноги поближе к огню. Видимо, он услыхал шорох и немедленно открыл глаза.

— Ты на ногах? — удивился он.

— Не спится.

— Черт, Валерия, ты меня пугаешь, — произнес он, растирая переносицу. — Кай забрал у тебя половину магии, а ты, как огурчик. Ты, вообще, человек?

Самой интересно, человек ли я теперь? А если да, то насколько? Здравник предсказывал, что магия будет расти, но не прошло и седмицы с моего появления у Оливера Вудса, а сила увеличилась в разы и бурлила в крови, точно я каждые три часа глотала по галлону абрисского кофе.

— Ты теперь меня называешь по имени? — попыталась перевести я разговор.

— Ты спасла жизнь моему лучшему другу, — наверное, насмешник Рой не мог выглядеть серьезнее, чем в тот момент.

— Да, но ранен-то он был из-за меня.

— Что ж, никто не обещал, что вам будет просто сжиться в одном мире, — ухмыльнулся он. — Иди уже, Валерия, не создавай шум. Хочешь посыпать голову пеплом, почисть камин на кухне. Кстати, отличное занятие, чтобы скоротать бессонную ночь.

— Я побуду с Кайденом.

— Не обижайся, детка, но сейчас твоему парню важнее близость знахаря, а не любимой девушки, если, конечно, она не сестра милосердия. Так что иди. Я позову, когда он очнется. И дверь за собой прикрой, тянет холодом, — напоследок проворчал он.

Спорить с гостеприимным хозяином, положа руку на сердце, не задавшим ни одного серьезного вопроса о том, что с нами произошло, я не посмела, хотя больше всего на свете хотела остаться рядом с Кайденом.

Мучаясь от бессонницы, я сварила бульон и нормальную молочную кашу, по рецепту Валерии Уваровой, сладкую и со сливочным маслом. Потом оттерла от крови пол, перемыла посуду, расставила по размеру баночки со специями в шкафу. Когда кухня засияла чистотой, а за окном едва-едва забрезжил рассвет, чтобы просто занять руки, принялась мастерить бабочек из лоскутов перевязочных бинтов, мотка алой нити и булавок.

С детства меня научили, как занять руки, но не как перестать думать. Перед мысленным взором проносились воспоминания, сворованные у Кайдена, бесконечная мрачная симфония одержимости взрослого мужчины незрелой девчонкой… мной. И последним оглушительным аккордом, после которого наступала пугающая тишина, был страшный сон, так похожий на явь, где он меня убивал. Он приходил снова и снова. Не знаю, кому принадлежал этот кошмар: мне, ему или нам обоим?

Может, кошмар походил на заразную болезнь, передавался по воздуху, и если бы Рой прикорнул перед камином, то во сне тоже попытался бы меня убить? Кто-нибудь, вообще, видит одинаковые сны?