Саксонец. Меч Роланда - Тим Северин

– Кажется, я ясно выразился: я не собираюсь бросать завоеванные сокровища. Враги заблокировали дорогу?

– По всей видимости, нет, хотя дорога поворачивает и ущелье не просматривается во всю длину, – сказал Герин.

– Значит, перед нами проход, и мы через него пройдем, – подтвердил свое решение Хроудланд.

– Постараюсь, мой господин. Но боюсь, враг именно этого и ждет. – Герин говорил подавленным покорным тоном, контрастирующим с его обычной стальной уверенностью.

Он проехал мимо меня обратно в растерянности, кусая губы. У меня было тошнотворное чувство, что он прав. Мы собирались делать именно то, что васконы планировали. Только абсолютная самоуверенность Хроудланда продолжала двигать нас вперед.

Враг оставил нас в покое на время, понадобившееся нам, чтобы дойти до той точки, где дорога сужалась до четырех-пяти шагов в ширину непосредственно перед входом в ущелье. Справа была невысокая скала, не выше пятнадцати футов, а слева вдоль дороги вплоть до перевала шел изломанный скалистый склон, на котором валялись небольшие камни. Я заметил, что солдаты тревожно смотрят по сторонам. Летнее солнце припекало, и во рту у меня пересохло. Я собрал слюну и глотнул, чтобы смочить горло.

Двое всадников Герина вместе с Годомаром отделились от авангарда и рысью выехали вперед, вероятно, чтобы осмотреть проход. Они пропадали несколько минут, а когда вернулись и доложили, их военачальник привстал на стременах и, обернувшись, крикнул погонщикам:

– Подтянуться! Продолжать движение! У дальнего конца дорога частично перегорожена камнями. Мои люди расчистят для вас путь.

Мы продолжали двигаться вперед. Когда дистанция между повозками сократилась, наша маленькая колонна стала компактнее. Сужение дороги заставило всадников по бокам придвинуться к повозкам. Я коленом почти касался деревянного колеса.

– Похоже, мы приблизились к границе их территории, – крикнул мне с другой стороны Беренгер.

Он кивнул на двоих васконов. Они сперва двигались по склону, не отставая от нас, а теперь остановились и смотрели.

– Или они знают, что нам идет подмога от основного войска, – с надеждой сказал я, хотя сам не верил в это.

Сдержанность васконов действовала на нервы.

Когда Герин с авангардом вошел в ущелье, я обратил пристальное внимание на вершину невысокой скалы справа, ожидая, что вот-вот там появятся васконские пращники и лучники.

Но я не туда смотрел.

Когда первая наша повозка въехала в ущелье, послышался тихий вскрик. Он исходил от человека, ехавшего рядом со следующей за мной повозкой. Этот солдат смотрел на длинный крутой склон слева от нас. Я проследил за его взглядом. Казалось, со склона сползала его серая шкура, он весь был в движении. Сотни людей в волчьих шкурах покрывали его поверхность и двигались на нас. Они не спешили, но целенаправленно пробирались меж камней, скапливаясь вдоль дороги. Держа в руках мечи и копья, они двигались с отчаянной решительностью.

Мои кишки размякли, когда за спиной у нас послышался волчий вой, который мы слышали при первой атаке васконов. Я резко повернулся. Васкон, следивший за нами, спустился на дорогу. Они отрезали нам путь к отступлению.

– Смотреть налево! Продолжать движение! – проревел Хроудланд.

Большинство из нас все еще ошеломленно взирали на огромное число набранных васконами бойцов.

Беренгер был потрясен.

– Наверное, некоторых из них я видел вчера. Но откуда взялись остальные?

Он вытащил меч и теперь в нерешительности смотрел на клинок, словно понимая, что он будет бесполезен перед таким подавляющим числом противников. За спиной я услышал голос Эггихарда, он клял Хроудланда и кричал, что тот давно должен был послать гонца к Карлу за подмогой от основного войска. Даже волы почувствовали, что что-то переменилось. Скрип колес стал тише, животные постепенно остановились и смиренно стояли на месте. Мы наполовину въехали в ущелье.

Хроудланд изменил свои приказы.

– Стоять! Построиться в оборонительную линию. Сдвинуть повозки, чтобы получилась баррикада! – проревел он.

Но это было невозможно: дорога была слишком узкой. Погонщикам не хватало места, чтобы повернуть волов. Повозки оставались на месте, одна позади другой. Васконы загнали нас в ущелье, как пробку в горлышко бутылки.

Мимо меня протиснулся Герин.

– Чтобы убрать камни и освободить проход, потребуется больше часа, – доложил он Хроудланду.

Пфальцграф Ансельм услышал это. Он сильно вспотел, его мясистое лицо покраснело под шлемом, а кольчуга покрылась пылью.

– Там есть место, чтобы проехал всадник? – свирепо спросил он.

Его жеребец, обученный для боя, тряс головой и нервно бил копытом по земле.

Когда Герин замешкался с ответом, Ансельм пролаял одному из солдат рядом:

– Эй, ты! Поменяемся конями и скачи к основному войску. Передай, чтобы прислали подмогу!

Он соскользнул со своего коня, передал поводья, и через мгновение солдат уже скакал галопом по ущелью на свежем коне.

У Хроудланда не было времени отреагировать на этот вызов его власти. Наши солдаты теснились в замешательстве. Сбившиеся вместе повозки мешали построиться в оборонительную линию. Он ездил среди солдат, расставляя их в некоторый порядок. Я взглянул на Беренгера на другой стороне. Он сидел неподвижно, уставившись на Хроудланда в ожидании приказов. Я понял, что Беренгер последует за графом: что бы ни случилось, его преданность неколебима.

Когда васконы вышли на более ровное место, их рой на склоне слился в единую плотную массу. Теперь они накатывались на нас, как морской вал. Они заполнили дорогу и придорожные склоны, а потом остановились в двадцати шагах от нас. Я не видел у них ни какого-либо подобия дисциплины, ни плана атаки. Оружием их были безобразного вида дубины, а также мечи, короткие копья и топоры для рубки леса. На мгновение мне вспомнились доморощенные рекруты, которых собрал мой отец, чтобы выйти против короля Оффы и его мерсийских воинов и проиграть сражение. Но сходство было обманчивым. Эти васконы – суровые горцы, а не мирные крестьяне, и они настолько превосходили нас числом, что у нас явно не было ни малейшего шанса на победу.

В напряженном ожидании обе стороны стояли лицом друг к другу. Враги потрясали оружием и выкрикивали оскорбления и угрозы на своем непонятном языке. Мы стояли молча, лишь иногда стучала копытами какая-нибудь беспокойная лошадь. Раненый солдат на повозке рядом со мной снова и снова бормотал какую-то молитву, как заклинание, способное его спасти. Сверху палило солнце, и жар отражался от скал. Голова у меня болела, во рту пересохло. Я облизнул потрескавшиеся губы и ощутил на языке жесткую дорожную пыль.

Смутно я осознал, что кто-то слез с коня. Этот человек протолкался через переднюю линию и пошел к врагу. Я узнал Годомара, ветерана из Бургундии. Он снял свою брунию и шлем, на нем теперь были только широкие штаны и легкий камзол, оставлявший руки и плечи голыми. Полоска материи стягивала его длинные густые волосы цвета лесного меда. В правой руке он держал топор с короткой рукояткой, обычно висевший у него на широком кожаном ремне. Все мы, васконы и франки, смотрели, как Годомар вышел на разделявшее нас открытое пространство. Потом своим сиплым голосом из раненого горла он начал на каком-то древнем диалекте произносить что-то – видимо, воинственную поэму. На каждой строке он подбрасывал топор, который делал оборот в воздухе, и ловил другой рукой. Наконец, сорвавшимся на крик голосом он прочел последнюю строку и подбросил топор, но не в другую руку, а высоко в воздух по направлению к врагам. Топор вращался и вращался, а когда стал падать, Годомар подбежал и приготовился поймать его за рукоять. Он был на расстоянии вытянутой руки от линии васконов. И вдруг, поймав топор, несколькими молниеносными ударами сразил трех или четырех васконов. Потом они окружили его, и он исчез.