Харбин - Алексей Воронков

Чтобы переплюнуть всех, он решил подарить своей любимой бриллиантовое колье, которое она долго не решалась принять, считая, что, во-первых, она еще не доросла до таких дорогих подарков, но самое главное – это может вызвать у присутствующих различные кривотолки. Ведь никто из них, включая родителей, пока что ни сном ни духом не ведал об их близких отношениях. Выручила мать, которая заявила, что они отдадут эту роскошную штучку в фонд бедствующих семей русских эмигрантов.

…Накануне отмечали Светлое Христово воскресенье, потому некоторые гости вместе с подарками приносили с собой пасхальные яйца, чаще крашенные в луковой шелухе, которые тут же попадали в стоявшую посреди стола глубокую фарфоровую тарелку с грудой точно таких же яичек. Здесь же, как напоминание о празднике, находились куличи и пасха.

– А вы знаете, откуда пришла эта традиция дарить на пасху крашеные яйца? – похристосовавшись с собравшимися и вручив Лизоньке выкрашенное в красный цвет яичко, спросил отец Серафим, которого как духовного наставника дочери Гридасовы тоже включили в список приглашенных. Он явился с опозданием, однако его никто не упрекнул за это. А как упрекнешь, если всю прошлую ночь он вел божественную службу в храме? Видимо, потом прилег отдохнуть, а разбудить-то его и забыли. Но ничего, зато дал возможность гостям нагулять аппетит.

– Ну так знаете или нет?.. – заняв свое место за столом рядом с Владимиром Ивановичем, переспросил он. Конечно, эту библейскую легенду знали многие, однако решили потрафить старику – пусть, мол, поговорит. Во всяком случае, лишним это не будет, если учесть, что вся эта неделя будет пасхальная. – Ну так вот, обычай дарить крашеные яйца ведет начало от Марии Магдалины, которая по вознесении Господнем пришла в Рим для проповедования Евангелия и, представши пред императором Тиверием, подала ему красное яйцо со словами «Христос воскресе!», и таким образом начала свою проповедь. Яйцо, дети мои, есть символ жизни, – добавил батюшка, – красный цвет – кровь Христа, который даровал своим воскресением жизнь вечную.

– А вы знаете, что на самом деле кровь имеет голубой цвет? – не успел тот умолкнуть, заявил вдруг Петр. – Да-да, не смейтесь! – заметив улыбки на лицах собравшихся, произнес он.

– Прямо-таки голубая? – подзадорила брата Лиза.

– Да! Но при порезе она контактирует с кислородом и становится красной.

– И кто ж тебе об этом сказал? – недоверчиво посмотрев на сына, заинтересовалась Мария Павловна.

– Кто? Наш преподаватель химии. А я ему верю, – произнес Петр. – А коль так, то и у Христа кровь не могла быть красной. Ведь в Библии ясно сказано, что Господь создал человека по своему образу и подобию. Значит, и кровь у нас одинаковая…

После этих слов за столом воцарилась тишина. Никто не знал, как себя вести в такой ситуации.

– Ого! Вот это удар по религиозному сознанию! – увидев растерянное лицо батюшки, с явным удовольствием произнес длинноволосый молодой человек в очках-велосипедах, которого привела с собой лучшая Лизина подруга Даша Окунева, хорошенькая курносая хохотушка. Это был Григорий Семенович Кураев. Год назад он с отличием окончил исторический факультет местного педагогического института и его оставили на кафедре философии. Теперь он вел семинары в группе, где учились подруги. С Дашей у них было что-то вроде романа, который начался вскоре после того, как полгода назад она пришла к нему в научный кружок. И это при том, что они были совершенно разными людьми. Ведь в отличие от своей вечно веселой и беспечной подружки Кураев был человеком серьезным и несколько даже замкнутым. В Дашке же его привлекла необыкновенная преданность его предмету, хотя Лизе она честно призналась, что терпеть не может эту, как она выразилась, несчастную философию. Ну а дружить ей приходится со всеми этими Гегелями, Кантами и Лейбницами только потому, что она была по уши влюблена в своего преподавателя.

– Вам, молодежи, только дай повод – вы тут же начнете все ниспровергать, – насупив брови и бросив недовольный взгляд на Кураева, пробурчал отец Серафим. – Веры в вас нет, веры! Отравила вас всех эта большевистская зараза. Это у тех неверие в Бога считается чуть ли не высшей благодетелью.

– А вы, отец святой, не реагируйте так остро, – стал успокаивать его Владимир Иванович. – Ведь это все обыкновенное фрондерство. Вы думаете, мой сын или господин Кураев не верят в Бога? Верят, да еще как! Они же сто раз перекрестятся в душе, прежде чем заявят какую-то ересь. Просто модно сейчас все ругать. Вот и Бога ругают…

Кураеву эти слова не понравились.

– Лично я Бога не ругаю. Потому как он вообще не существует. – Молодой человек вел себя смело, потому что он уже не впервые был в этом доме, так что хозяева давно привыкли к его дерзким высказываниям. Однако считали, что это все издержки его профессии. «Философы вечно были не от мира сего, – говорил Владимир Иванович, – так что нечего на них обижаться. И вообще молодости присущ нигилизм, но это дело проходящее. К старости все становятся правильными, потому как чувствуют, что скоро им придется предстать пред Всевышним. И эта боязнь у нас в крови».

– Ну полноте, полноте!.. – предотвратила дальнейшую перепалку Мария Павловна. – Давайте лучше нальем вина и выпьем за именинницу.

– А может, мы все-таки прежде молитву прочтем? – расстроенный таким началом торжества, сухо предложил отец Серафим.

Мария Павловна с удовольствием одобрила. Ну, конечно же!.. Конечно, это в первую очередь!.. Некоторое время они сидели молча. Одни, прикрыв глаза и склонив голову, что-то бормотали себе под нос, другие же, глотая голодную слюну, с жадностью рассматривали из-под прикрытых век уставленный блюдами стол, с нетерпением ожидая конца молитвы.

– Ну все, приступим! – не вытерпел Владимир Иванович и потянулся за штофом с водкой. Первому он налил батюшке, затем сидевшему по левую руку от именинницы Болохову, когда очередь дошла до Шатурова, чье место было справа от Лизы, тот сказал, что нальет себе сам. Он выглядел хмурым и отчего-то нервничал. Когда он хотел наполнить Петину рюмку, тот демонстративно убрал ее в сторону.

– Жорж, налей мне шампанского! – попросил он товарища, который в этот момент наполнял игристым напитком Лизин фужер.

– Как хотите… – пожал плечами ротмистр, который уже привык к тому, что Петр его игнорирует.

Сегодня Шатуров, как всегда, был неотразим, явившись к Гридасовым при всем своем военном параде. Даже аксельбант не забыл надеть и украсить грудь орденами, с которыми он вернулся с германского фронта. Правда, злые языки уверяли, что и своего офицерского Георгия, и Святого Владимира с Анной он купил у какого-то обнищавшего боевого полковника, однако в это было трудно проверить. Впрочем, в той круговерти, в которой пребывал Харбин, этот единственный оставшийся осколок Белой России, было не до этого. Люди пытались выжить, не вдаваясь в подробности биографий своих знакомых и соседей.

– Зачем ты пригласила этого художника? Кто он тебе – сват, брат? – улучив момент, неожиданно прошептал ротмистр на ухо Лизе.

Она улыбнулась.