Мсье Лекок - Эмиль Габорио

– Они меня не узнают.

– Они сыграют с вами злую шутку!..

Молодой полицейский беззаботно махнул рукой.

– Я думаю, – ответил он, – они даже не погнушаются пустить в ход нож, чтобы избавиться от меня! Хорошенькое дельце!.. Агент Сыскной полиции, который дрожит за свою шкуру, жалкий шпик. Понимаете, если бы Жевроль когда-либо пошел на попятную…

Возможно, старый хитрец хотел проверить, столь ли отважен его молодой коллега, сколь и проницателен. И он добился своего.

– Вы, старина, – добавил Лекок, – далеко не уходите. Если они вдруг выйдут, садитесь им на хвост…

Лекок повернул руку, толкнул дверь, вошел и сел за столик, расположенный в непосредственной близости от того, который занимали два его «клиента». Нарочито хриплым голосом он заказал бутылку вина и дежурное блюдо.

Подозреваемый и мужчина в фетровой шляпе разговаривали, но как случайно встретившиеся посторонние, а не как друзья, пришедшие повидаться.

Они говорили на арго… Нет, не на том ребяческом арго, который в романах выдают за местный колорит, а на настоящем арго, принятом в притонах злоумышленников, на подлом и непристойном языке, который невозможно передать, поскольку он постоянно видоизменяется, а его слова имеют несколько значений.

«Какие хорошие актеры!.. – думал молодой полицейский. – Какое совершенство!.. Какие познания!.. Я легко мог бы попасться на удочку, если бы у меня не было твердой уверенности!..»

Мужчина в фетровой шляпе завладел разговором. Он приводил о тюрьмах Франции такие подробности, которые невозможно найти даже в специальной литературе. Он рассказывал о характере директоров всех централов, о дисциплине, которая в одной тюрьме строже, в другой мягче, о том, что еда в тюрьме Пуасси в десять раз лучше, чем в тюрьме Фонтевро…

Лекок, покончивший с едой, заказал полсетье[24]водки и, прислонившись к стене, закрыв глаза, сделал вид, что задремал. На самом деле он внимательно слушал.

Потом слово взял Май. Он рассказал свою историю точно так же, как рассказывал ее следователю, от убийства до побега, не забыв упомянуть о подозрениях полиции и правосудия относительно его личности, о тех самых подозрениях, которые, по его словам, вызывали у него смех.

Он говорил, что считал бы себя счастливчиком, если бы у него были деньги, чтобы уехать в Германию. Но денег у него не было, и он не знал, как их раздобыть. Он даже не сумел продать свою старую одежду, которая сейчас при нем, завернутая в сверток.

Тут мужчина в фетровой шляпе заявил, что у него слишком доброе сердце и что он не может бросить приятеля в беде. Он знает одного сговорчивого торговца, который живет на этой же самой улице. И он вызвался проводить Мая к нему.

Май тут же встал и сказал: «Пошли!» И они пустились в путь. Лекок последовал за ними. Они бодрым шагом дошли до улицы Фер-а-Мулен и свернули в темный узкий проход.

– Бегите, старина, – обратился Лекок к папаше Абсенту, – узнайте у консьержа, нет ли у этого дома второго выхода.

У дома был только один выход, на улицу Муфтар. Полицейские стали ждать.

– Они нас заметили! – шептал молодой полицейский. – Готов биться об заклад! Вероятно, подозреваемый меня узнал или посыльный из гостиницы «Мариенбург» описал меня сообщнику!..

Папаша Абсент молчал. В тени прохода показались оба приятеля. Май подбрасывал на ладони несколько монет достоинством в двадцать су. Казалось, он пребывал в отвратительном настроении.

– Какие же жулики эти старьевщики!.. – ворчал он.

И хотя его одежду купили очень дешево, Май счел своим долгом отблагодарить мужчину в фетровой шляпе и предложить ему стаканчик какого-нибудь напитка. Они вместе зашли в питейное заведение.

Там они пробыли целый час, по очереди угощая друг друга. Потом вышли. Но, не сделав и сотни шагов, они решили зайти в лавку виноторговца. Однако виноторговец выставил их вон, поскольку уже закрывался. Тогда приятели устремились в следующее заведение. Но и там их прогнали. Он пошли в следующее, затем в еще одно…

И так, выпивая то бутылку, то по стаканчику, они к часу ночи добрались до площади Сен-Мишель. Но там пить было негде. Все оказалось закрыто.

Посовещавшись, немного поспорив, они направились в сторону Сен-Жерменского предместья, взявшись за руки, словно хорошие друзья. Спиртное – а выпили они изрядно, – казалось, сделало свое дело. Они шатались из стороны в сторону, отчаянно жестикулировали, громко говорили, причем одновременно.

Пренебрегая опасностью, Лекок подошел ближе, чтобы постараться уловить отрывки разговора. До него донеслось «провернуть хорошенькое дельце» и «деньги, чтобы славно покутить».

Право, чтобы упорно следовать по пятам этих двух странных персонажей, надо было обладать непоколебимой волей ясновидца, воскликнувшего: «Верую, ибо абсурдно»[25]. Папашу Абсента охватили сомнения:

– Все это плохо кончится! – прошептал он.

– Не волнуйтесь!.. – ответил молодой полицейский. – Признаюсь, я совершенно не понимаю, почему эти два хитрых сообщника так ведут себя. Но неважно!.. Теперь, когда наши птички вместе, я уверен в успехе. Уверен, понимаете? Если одна птичка улетит, другая останется. И тогда Жевроль увидит, кто из нас был прав, он или я!..

Тем временем пьяницы замедлили свой шаг. Судя по тому, как они рассматривали роскошные фасады домов Сен-Жерменского предместья, их можно было заподозрить в самых худших намерениях. На улице Варен, в двух шагах от улицы Лашез, они остановились у невысокой стены, окружавшей просторный сад.

Мужчина в фетровой шляпе принялся разглагольствовать. По его жестам можно было догадаться, что он объясняет Маю, куда выходит фасад этого дома с садом – на улицу Гренель.

– Так, так!.. – проворчал Лекок. – И когда же закончится эта комедия?

Комедия закончилась перепрыгиванием через стену. Взобравшись на плечи своего спутника, Май ухватился за выступ. Мгновением позже раздался шум, свидетельствующий о том, что он упал на землю… Мужчина в фетровой шляпе остался ждать на улице…

Загадочный подозреваемый претворил в жизнь свой немыслимый план с такой стремительностью, что Лекок не успел ему помешать. Ему даже в голову не пришло это сделать. Молодой полицейский утратил способность размышлять после того, как у него появилось нехорошее предчувствие, предвещающее непоправимую беду.

Десять секунд он стоял, потрясенный, став таким же бесчувственным, как каменный столб на углу улицы Лашез, за которым он спрятался, чтобы наблюдать, оставаясь при этом незамеченным. Но Лекок быстро пришел в себя, уже зная, как уменьшить свою вину. Он принял решение мгновенно, что свойственно людям действия. Оценив расстояние, отделявшее его от сообщника Мая, он в три прыжка бросился на него. Мужчина в фетровой шляпе хотел вскрикнуть… но железная рука сжала его горло так, что крик не смог вырваться из груди. Он попытался оказать сопротивление, но удар коленом в спину повалил его на землю, словно ребенка. Не успел он опомниться, как его связали по рукам и ногам, заткнули кляпом рот и поволокли, полузадушенного, в сторону улицы Лашез.