Год среди каннибалов. Северо-Западная Амазония - Томас Уиффен

о добре и зле, а только Pia – «то, что думали и делали наши предки», иными словами, племенной обычай, или так называемый «хороший тон». В индейских языках нет слов для обозначения таких понятий, как добродетель, справедливость, человечность, порок, несправедливость или жестокость. Они неизвестны племенам, которые различают только добро и зло. Такие слова свидетельствуют о наличии у народа этики. Здесь также прослеживается негативный характер индейцев, о котором я уже упоминал. Подтверждением того, что нравственный закон предписывает соблюдение супружеской верности, является наказание за измену – испытание жалящими муравьями. За нарушение закона или кодекса придется расплачиваться. Нельзя сказать, что обвинения в измене обусловлены чрезвычайной ревнивостью индейских мужчин, поскольку пытке подвергаются оба супруга, и решение о необходимости принятия карательных мер принимает не отдельный человек, а все племя. Неженатые мужчины пользуются услугами племенных проституток – девушек из племени маку и в некоторой степени неприкасаемых женщин, но после вступления в брак такого не происходит. Инцестов здесь не бывает, под этим термином я подразумеваю связи интимного характера между любыми членами общины. Однако неприятие подобных отношений распространяется только на тех, кто живет под одной крышей, но не касается родственников, принадлежащих к разным домохозяйствам.

Женщины ведут себя чрезвычайно скромно. В присутствии незнакомца они редко отрывают взгляд от земли. В моей группе была индианка, которая ни разу не заговорила со мной и даже не взглянула в мою сторону за все время нашего путешествия. Я видел, как женщины, разгоряченные долгими танцами, поддавшись моменту, демонстрировали свою симпатию определенным мужчинам, положив руки им на плечи. На самом деле, протанцевав некоторое время, они становятся довольно шумными и безрассудными. Но даже в самый разгар танца в нем нет ничего явно непристойного, и это при том, что в индейской этике сексуальные намеки считаются нормой. Но даже в этом отношении у индейцев есть определенные нравственные нормы. По словам Кох-Грюнберга, когда его разговор с индейцами десана затронул непристойные темы, он был прерван до тех пор, пока женщины не отошли подальше. После их ухода мужчины говорили свободно и ничуть не смущаясь. В тех племенах, которые посетил я, такого не было, и интимные вопросы без стеснения обсуждались обоими полами и даже маленькими детьми.

Индейцы, о которых идет речь, несомненно, испытывают острую расовую неприязнь к белому человеку. Особенно ярко это отношение проявляется у женщин, поскольку они никогда не признаются своему народу, что когда-либо вступали в контакт с европейцем.

Местным жителям неведомо чувство благодарности, я, во всяком случае, не видел его проявлений. Рассмотрим такой пример: в мою группу входили индейцы, которые прежде были рабами и решили пойти со мной или, по крайней мере, не испытывали к этой идее отвращения, я делился с ними всей имеющейся у меня едой, часто обделяя себя и надеясь, что это поможет мне снискать их расположение; я заботился о них, лечил и выхаживал, когда они болели, пока в конце концов не привязался к ним. Но когда мы достигли главного русла реки, они при первой же возможности сбежали, видимо, по наущению одного из членов их собственного племени – пеона, сборщика каучука. Не знаю, какие он использовал аргументы, может быть, сказал, что я дьявол и пытаюсь откормить их, чтобы потом съесть. Факт остается фактом: они бросили меня, по всей видимости, добровольно.

Воровство – известная амазонская забава, а пострадавшие от него индейцы (которые сами, несомненно, при первом удобном случае посягнут на чужое имущество) настолько вялы и апатичны, что даже через реку не станут переправляться, чтобы вернуть украденное. Так что характер местных жителей еще более способствует распространению этого порока. Туземец всегда готов переметнуться от одного белого человека к другому и никогда не упустит возможности сбежать и направиться куда-то еще. Это в некоторой степени относится и к индейцам, порабощенным другими индейцами. Если с ними плохо обращаются и не считают частью племени, они сбегают только ради того, чтобы вновь попасть в плен или встретить свой конец. Сложно дать объяснение такому поведению, видимо, это у них в крови. Как заметил Браун, таков их обычай, Pia. Они делают это «просто так».

Еще одна характерная черта индейского мужчины – его постоянно нужно заставлять работать. Женщины трудятся неустанно, а мужчины, напротив, отлынивают от работы под любым предлогом. Большую часть времени они слоняются без дела. Их основное занятие – добыча пищи. Но когда индейца побуждают к работе, он трудится старательно и усердно.

Хотя поначалу поведение индейцев было неизменно отстраненным, любознательность им тоже присуща. Многие мои вещи чрезвычайно их заинтересовали. Трудно предугадать, что привлечет их внимание. Бывало, что индеец не проявлял ни малейшего интереса к пароходу, но был зачарован моими ботфортами и тем, как я их надевал. Моя трость тоже была для них неразрешимой загадкой, им и в голову не приходило, что я просто опираюсь на нее при ходьбе. Монокль и фотоаппарат казались туземцам таинственными демонами, которые могут заглянуть в их сердца и украсть души. Часы с будильником привели этих наивных людей в ужас. Мой фонограф, который воспроизводит записи танцев при повороте ручки в обратном направлении, был встречен криками изумления. Оказавшись в городе в низовье реки, индеец не нашел ничего удивительного в трамвае и поехал на нем как ни в чем не бывало, но его поразили женские шляпы, а при виде мужчины на велосипеде он пришел в неописуемый восторг: это же «мужчина на паутине»! Лошадей в этих краях нет, и крайне маловероятно, что местным жителям доведется когда-либо встретить человека верхом на лошади. С мулом я смог дойти только до первой большой реки, но затем лес стал слишком густым. В противном случае, я думаю, они были бы столь же удивлены, как австралийские аборигены, увидевшие, как чудище разделилось надвое, когда всадник спешился»[622].

Индеец не может похвастаться крепким здоровьем, что неудивительно для закоренелого кокаиниста, но теория, согласно которой он является деградировавшим потомком высшей расы, представляется мне крайне сомнительной. Согласно фон Марциусу, этические стандарты повышаются или понижаются в зависимости от уровня развития племени. Он основывал свою теорию на том, что самые безнравственные племена коэруна и найнума почти вымерли. Однако вопрос остается открытым: они вымерли потому, что были аморальными[623], или же, наоборот, стали порочными потому, что находились на грани исчезновения.

Сэр Роджер Кейсмент, по всей видимости, поддерживает концепцию, изложенную в Vergangenheit und Zukunft der amerikanischen Menschheit. Но Тейлор отмечает: «Я все-таки считаю, что вывод доктора Марциуса совершенно не соответствует действительности». И правда, теория