Нас не брали в плен. Исповедь политрука - Анатолий Премилов

Начальник штаба подготовил боевое донесение о проведенном залпе 400 мин и дал его мне на подпись. Это был первый боевой отчет за командование дивизионом в бою. Донесение в одном экземпляре направлялось в оперативный отдел ГМЧ, а копия в штаб бригады. Я прочитал и удивился: в донесении сообщалось, что в результате залпа уничтожено не менее 200 немецких солдат. Спрашиваю начальника штаба, откуда такие данные, а он ответил: «Всегда так пишем, иначе генерал Вознюк и командир бригады будут недовольны итогами залпа». Я вспомнил приписки вражеских потерь, свидетелем которых был в 1942 году, и сказал начальнику штаба: «Липу подписывать не буду, если хотите это делать, то отправьте за своей подписью». Он так и сделал. Только теперь я познакомился с офицерским составом дивизиона. Начальником штаба был капитан, одесский еврей, фамилия которого была, кажется, Крейдун; начальник связи — старший лейтенант Гладилин, командир взвода управления — лейтенант Васильев, электротехник дивизиона старший лейтенант Карагод, помпотех капитан Павлов, лекарский помощник старший лейтенант Голубев, был еще арттехник. Замполитом был майор не моложе меня.

Наступление на Секешфехервар развивалось успешно, и 23 марта город был освобожден. Я выехал в район расположения полученных боевых машин: в небольшой венгерской деревне недалеко от леса около домов стояли «Студебекеры» с пакетами направляющих, закрытых брезентом. Это были новые установки реактивных снарядов БМ-31, что означало «боевая машина с наибольшим диаметром снаряда в 30 см». Здесь я и познакомился с командирами батарей 4-го дивизиона: 10-й, 11-й и 12-й.

10-й батареей командовал капитан Печевский, с ним я был немного знаком — это ему я передавал сотни отобранных в запасном полку бойцов. Он немного удивился, узнав, что теперь я буду командовать дивизионом. Печевский до войны был председателем колхоза в Черниговской области. Аккуратно одетый, особой выправкой он не отличался. Уже пожилой человек, Печевский был спокойным, неторопливым, вдумчивым и очень старательным и исполнительным командиром, но явно сомневался в том, что я, бывший канцелярский работник, могу командовать мощным гвардейским дивизионом. 11-й батареей командовал старший лейтенант Михайлов, который вел себя браво, подчеркивая, что свое дело знает. Командиром 12-й батареи был уроженец Сталинграда Афанасьев: с русыми волосами, в пилотке набекрень, с погонами без звездочек, в солдатской шинели; в нем было что-то анархическое. Ему я сразу сказал, что надо привести себя в офицерский вид.

Убедившись в том, что все боевые машины полностью укомплектованы и готовы к бою, я подал команду «По машинам!», сел в головную машину и повел дивизион в лес. Здесь на полянке каждой батарее я поставил задачу на подготовку к ведению огня. Батареи заняли боевой порядок, боевые машины подготовили к стрельбе. Проверив установки батарей к стрельбе и проверив каждую батарею в отношении правильности выполнения расчетов в направлении и дальности стрельбы, я убедился, что батареи и дивизион в целом готов к выполнению боевых задач. Тогда я дал отбой и отдал команду ехать в свое расположение. Ближе всех к штабу бригады был наш дивизион. Все командиры дивизионов имели по «Виллису», но нашему дивизиону командир бригады машину не дал. Когда я обратился к нему с этим вопросом, то он ответил мне: «Ищите себе трофейную». В дивизионе было 12 боевых машин, около 20 транспортных, бензовоз, машина с продуктами и кухней и штабная полуторка. В этой машине возили документацию и радистов с начальником штаба. Была в дивизионе и старенькая малолитражка «Форд-4»: шофером на которой был прекрасный специалист по машинам старшина Ларичев. Он мог привести в нормальное рабочее состояние любую машину. У него был один недостаток — куриная слепота, он плохо видел в темноте. Вот с Ларичевым мне на машине без номерных знаков и пришлось пока ездить.

Меня вызвали в штаб бригады и поставили новую боевую задачу: дивизион вместе с танковым корпусом генерала Руссиянова[54]должен перекрыть дорогу у озера Балатон и в случае необходимости поддержать наши части, наступающие по западному берегу Балатона. Дивизион к утру должен был сосредоточиться в городе Шиофоке на восточном берегу Балатона. Мне было приказано лично заехать в Будапешт, найти там склад ГМЧ и предупредить, что снаряды надо подвозить в Шиофок. Дивизион повел на новое направление начальник штаба.

Вечером мы с Ларичевым вдвоем выехали в Будапешт. Была теплая мартовская ночь, фары включать было запрещено. На наше счастье, машин на нашем пути было очень мало, и мы довольно быстро доехали. Только начинался рассвет. Склад ГМЧ мы нашли быстро, здесь Ларичев бывал не раз — бригада участвовала в боях за взятие Будапешта и получила наименование Будапештской. Не задерживаясь долго, мы выехали к югу. Несколько раз забрызгивались свечи, и Ларичев менял их на запасные. Попав в танковую колонну генерала Руссиянова, мы ехали в ней среди танков Т-34. Механик-водитель одного танка ехал с открытым люком и кричал нам: «Майор! Как бы не сплюснуть тебя!» Но я не придавал этому никакого значения, веря в мастерство вождения наших танкистов. Как только впереди идущий танк останавливался, останавливались и мы, а сзади нас резко останавливался «наш» Т-34: его водитель вел танк очень осторожно, но ловко. Так мы ехали не менее часа, пока не прекратилось встречное движение и мы могли, увеличив скорость, оторваться от танкистов.

Среди танков были и английские «Кромвель», «Черчилль» — высокие, с узкими гусеницами, с плохой проходимостью вне дорог и крайне неустойчивые при боковых кренах; мы видели танк, лежащий на боку, — он пытался переехать канаву под углом. Мы спрашивали наших танкистов: «Как техника союзников?» Те отвечали: «Хорошо горят, ходячие гробы, но плохо ходят и воюют». Вырвавшись из колонны, Ларичев погнал наш «фордик», и тут беда: мы врезались в стоящую на обочине грузовую машину, да так, что весь капот оказался под кузовом высокого грузовика. Выскочил шофер грузовика и с ним лейтенант, он начал нас ругать, что мы ударили их машину, но, обнаружив, что удар сделала маленькая легковая машина, сразу замолк. Шофер, увидевший нашу машину под кузовом своего «Опеля-Блица», воскликнул: «Это мышонок, а я думал, грузовая нас стукнула!» Удар был довольно сильный: правая фара повернулась на 90 градусов и стала светить вправо, капот помят, мотор заглох, а я расшиб себе до крови лоб. Налетели мы на эту машину потому, что у нее не освещались габариты, и в тумане Ларичев не заметил машины издали.

«Опель» поддомкратили, и нашу машину вытащили назад из-под кузова. Ларичев осмотрел мотор, завел машину, и мы поехали дальше. Включили фары, а правая светит в сторону от дороги. Говорю Ларичеву: «Теперь наш «фордик» как камбала — с глазами в сторону». Приехали в Шиофок, чистый маленький курортный городок на берегу удивительного озера с зеленой, как морской, водой. Я нашел представителя штаба бригады, он должен был координировать наши действия с группой войск фронта, наступающей здесь. Дивизиона еще не было, но скоро появился начальник штаба дивизиона, оставивший машины под городом.