Цирк чудес - Элизабет Макнил

Джаспер

В переднем ряду сидит мальчик с ярко-рыжими волосами и россыпью веснушек на лице и руках. Деловито чистит печеные каштаны и тщательно жует их; его нижняя челюсть работает как отлаженный механизм, и Джаспер сомневается, что он ощущает вкус орехов.

Обычно Джаспер не наблюдает за публикой, но сейчас не может отвести глаз от этого ребенка. Он видит свое шоу глазами мальчика. Он вспоминает, как Том-Там прорубил себе путь на волю из большого пирога и театральный зал содрогнулся от раскатов смеха. Потом, когда они пошли смотреть шоу синьора Дюваля на другом берегу Темзы, Тоби взял его за руку и крепко сжал ее. Когда они стояли на улице в тусклом городском освещении, казалось, что весь Лондон затаил дыхание. Даже облака были неподвижны и ветер стих. Тогда он пожелал когда-нибудь ухватить публику между пальцами и держать ее там, как насекомое.

А теперь, когда он объявляет номер за номером – «чудесный», «великолепный», «величайший курьез природы» – и снабжает каждый анонс намеком на «ошеломительный финал», бередя интерес публики, то думает, что наконец достиг своей цели. Не имеет значения, что количество номеров сократилось наполовину, от зверинца остались жалкие остатки, а кредитор наступает ему на пятки. Не важно, что ему пришлось вернуться в старый шатер. Стелла сидит на трапеции, щелкает, чирикает и воркует, подражая грачам, воробьям и голубям, и рыжеволосый ребенок распахивает глаза от изумления.

Жизнь Джаспера близится к кульминации. Остался только он и публика; все остальное незначительно. Он любит этот маленький шатер с запахом плесени, опилок, апельсинов и животного дерьма. Цитрусовое масло горит в керамических плошках. Вечерний свет приобрел розоватый оттенок. Все фонари зажжены, но мальчишки-фонарщики готовы погасить их по щелчку его пальцев. Канделябры усажены сотней свечей, и воск капает на серебряные подставки. Джаспер встает на стременах и кричит во всю мощь:

– Ничто, ничто не сравнится с чудесами, которые я покажу вам сегодня вечером!

Стелла зажигает запалы, спрятанные в ее бороде. Шутихи спиралями устремляются в толпу, и рыжеволосый мальчик хлопает в ладоши.

За занавесом в ожидании стоят его механизмы, их пустые глаза пялятся в темноту. Он расчесал их «пух» и «перья», подровнял стежки, смазал шарниры. Они готовы, а он тем более готов. Ему лишь хочется, чтобы Шакал находился здесь и лично убедился в том, какой он надежный клиент и как разумно было вложить деньги в его предприятие.

Он кивает, и Хаффен Блэк выдувает на трубе единственную долгую ноту.

Занавес расходится в стороны, открывая тайну. Его механизмы.

Джаспер чувствует, как у него сдавливает горло от желания расплакаться. Он прикасается к шее там, где недавно ощутил прикосновение ножа. Он чует запах жженого сахара и думает о расплавленном воске, капавшем с крыльев Икара.

Рыжеволосый мальчишка наклоняется вперед и прищуривается, чтобы лучше видеть. Пакет с каштанами падает на пол с его коленей, и маленькие коричневые скорлупки разлетаются вокруг. Джаспер оставил позади свои заботы и страхи; он направил внимание только на то, что происходит на арене. Он развлекает публику.

Джаспер поднимает руки, и смех рвется на волю из его груди.

Тоби

Всегда бывает момент, когда настроение меняется. Когда палец, который держат над пламенем свечи, подает сигнал об ожоге. Когда шутка переходит в издевательство и один мальчишка начинает швыряться засахаренным миндалем, а другой смеется. Когда разбивается микроскоп. Когда правдивая история превращается в ложь. Когда человек позволяет себе слишком много…

Я беру все, что захочу!

Нелл крутит в руках сигары Джаспера и смотрит на спичечную коробку.

– Это я, – говорит она. – Это я.

Ее тело, вытянутое в струнку, огромные механические крылья, прикрепленные к ее спине. Тоби помнит, как сидел на мешках с балластом в покачивавшейся корзине и аккуратно управлял веревками, пристегнутыми к ее упряжи. Он слышал шелест ее полета и ее ликующие возгласы в ночи. Иногда он осмеливался встать на колени и выглянуть через край. Она раскачивалась под ним, работая ногами и перебирая руками. Свечи и фонари внизу создавали впечатление, что она плывет в пламени.

Чиркает спичка, и вот она: Лунная Нелли.

Она прикасается к плечу, где порезы от веревок уже заросли коркой.

«Освети комнату, как Лунная Нелли».

Он так быстро привык к ее обществу. Он приспособился к близости, обустроил свою жизнь вокруг нее, даже не понимая этого. Он больше не видит свое будущее без нее. Тем не менее он до сих пор чувствует себя неуютно и боится сказать что-нибудь неправильное.

Так было всю его жизнь: он быстро приспосабливался, но при этом чувствовал себя самозванцем. В некотором смысле он привык к Крыму, к зрелищам грабежей, к изувеченным трупам, вони и ко всему остальному. В день падения Севастополя он ехал по полю недавнего боя, едва замечая обломки челюстных костей, багровые внутренности и куски рваных мундиров. Когда он увидел ястреба, поднимавшегося в небо с человеческой рукой в когтях, то лишь пришпорил Гримальди, запряженного в его фотографический фургон, который переваливался в грязи. Женщина перед ним повернулась, указала на птицу и воскликнула: «О Боже!» Он гадал о том, как эти дамы смогут вписаться обратно в светское общество, как они будут сидеть в украшенных лепниной гостиных с клавикордами и подушечками для булавок, стараясь забыть о том, что им довелось видеть. Он нечасто думал о Стелле, но тогда он подумал о ней и о том, что скажет о ней этот политикан, дядюшка Дэша, и будет ли Дэш любить ее в том, другом мире, к которому она не принадлежит. Он не мог представить Стеллу без ее полевой палатки с восковыми свечами и серебряными чашами, полными фруктов. По его разумению, она жила только в Крыму, и точно так же он был уверен, что Джаспер и Дэш являются друзьями только в силу жизненных обстоятельств; после войны их разнесет в стороны. Образ цирка ярко горел в его воображении и поддерживал его, когда он склонился над солдатом, наполовину погребенным под каменной плитой. Когда закончится война, они с Джаспером снова будут неразлучны. Они будут переезжать с места на место, всегда окруженные новизной. Новая деревня, новые номера, цирковой шатер, поднимающийся в утреннем тумане.

Он установил посреди серых руин свою камеру на деревянной треноге и попытался вызвать в себе хотя бы какие-то чувства. Раздавленный человеческий торс, согнутая рука на груди, как будто он спал. В его животе копошились личинки. Тоби смотрел на него, как будто старался очнуться. Но мир неощутимо сдвинулся на своей оси и больше ничто не имело силы удивить его.

Он увидел впереди своего брата и Дэша. Память о ссоре оставляла кислый вкус во рту, но он все равно окликнул их.

Они не услышали его. Груды щебня на улице закрывали проезд для фургона, и он на мгновение заколебался, прежде чем расстаться с Гримальди.

– Джаспер, подожди! – снова позвал он.

Он поспешил за ними между руин, но потерял их из виду. Свернул в переулок, куда они могли направиться. А потом услышал их голоса на другой стороне стены и пронзительный смех Дэша. Он уже собирался снова окликнуть их, когда Дэш снова произнес его имя. Он остановился.

Он слышал все, и каждое слово было камнем, брошенным в его сторону.

Не мог