Лев Святого Марка. Варфоломеевская ночь - Джордж Альфред Генти

– Сходство действительно есть, но вряд ли это тот самый. Зачем было бы дворянину одеваться крестьянином?

– Вот это-то я и хотел бы знать. Быть может, это гугенот из свиты королевы, исполнявший тогда какое-нибудь поручение, да и теперь делающий то же. Он расплачивается… Я пойду за ним. Тут есть что-то таинственное. Не пойдешь ли и ты со мной? Господин д’Эстанж, у меня к вам дело.

И Рауль в сопровождении двух товарищей последовал за Филиппом.

Филипп видел, что Рауль и два его товарища встали, когда он уходил, и с беспечным видом через некоторое время свернул в боковую улицу. За ним все время слышались шаги, а затем кто-то крикнул:

– Стойте, молодой человек! Мне нужно поговорить с вами.

Филипп обернулся с выражением изумления.

– Это вы мне кричите, милостивый государь? – спросил он. – Предупреждаю вас, что со мной нельзя безнаказанно говорить таким тоном.

Рауль засмеялся.

– Так же ли вы строги в крестьянском платье?

– Я не привык к загадкам, милостивый государь, – сказал надменно Филипп. – Я вижу, что вам угодно ссориться со мной, хотя я, кажется, не оскорблял вас. Вы, должно быть, из тех, которые щеголяют своей храбростью, когда думают, что могут делать это безнаказанно. В данном случае вы ошиблись. Я здесь чужой и потому прошу одного из господ быть моим секундантом.

– Это недоразумение, Рауль, – сказал Луи, кладя свою руку на плечо кузену. Но тот гневно сбросил ее.

– Он вызвал меня на дуэль, так пусть она состоится, – сказал он.

Луи попытался было успокоить своего кузена, но вспыливший Рауль не хотел ничего слушать.

– Лучше нам не терять времени в пустых разговорах, – сказал холодно Филипп, – отыщем подходящее место и покончим с этим.

– Я думаю, что молодой человек прав, – заметил серьезно д’Эстанж, – дело зашло слишком далеко. Я могу только сказать, что ваш противник, имени которого я не знаю, вел себя прекрасно, и так как ваш кузен, разумеется, будет вашим секундантом, то я почту за честь предоставить себя в распоряжение этого незнакомого дворянина.

– Нужно выйти из города, – сказал Рауль, возвращаясь на главную улицу.

– Благодарю вас, милостивый государь. Вы согласились оказать услугу человеку, которого даже и имя вам было неизвестно, – сказал Филипп д’Эстанжу. – Однако вам следует знать его. Меня зовут Филипп Флетчер; со стороны отца я англичанин, со стороны матери – француз; я двоюродный брат графа Франсуа де Лаваль и по матери внук графа де Мулена.

– Две известные фамилии Пуату, – вежливо заметил д’Эстанж. – Я очень сожалею, что вышла такая неприятная история. Рауль де Фонтэн был не прав, позволив себе окликнуть вас так грубо; но для вас было бы благоразумнее не обратить на это внимания. Или… – д’Эстанж улыбнулся, – господин Рауль был прав, заподозрив, что вы здесь по важному делу и предпочтете дать убить себя, чем выдать что-либо?

– Я не могу подтвердить ваших предположений, – сказал Филипп, – но скажу, что всегда предпочел бы самую неравную дуэль и смерть долгому заключению и допросам, могущим окончиться смертью на костре.

Д’Эстанж не сказал на это ни слова. Несмотря на свои родственные отношения с Гизами, он, подобно многим другим дворянам-католикам, осуждал преследование гугенотов.

Выйдя из городских ворот, они спустились к берегу реки и прошли подальше в сторону от дороги. Там противники молча сняли с себя верхнее платье и куртки.

– Господа! – сказал д’Эстанж, – я убежден, что дуэль не так уж необходима. Если господин де Фонтэн выразит сожаление, что он не с должным уважением говорил с моим доверителем, то последний, я уверен, с радостью примет его извинение.

– Я такого же мнения, – сказал Луи де Фонтэн, – и я уже сообщил это моему кузену.

– А я уже сказал, что не желаю извиняться, – возразил Рауль. – Я хочу биться не за себя, а за короля, и убежден, что этот молодой человек, кто бы он ни был, дворянин ли или крестьянин, каким я его видел недавно, злоумышляет против его величества.

– В таком случае нечего терять время, – сказал серьезно д’Эстанж. – Со своей стороны мы сделали все, чтобы предотвратить эту в высшей степени неравную борьбу.

Раздраженный замечанием о неравной борьбе и втайне презирая своего противника, Рауль с ожесточением напал на него, уверенный в быстром исходе схватки. Однако выражение его лица быстро изменилось, когда Филипп с ловкостью и силой отразил удар, которым Рауль намеревался сразу окончить борьбу. В продолжение нескольких минут ни один из противников не получал перевеса. Рауль выходил из себя и нанес наконец своему противнику такой удар, который, казалось, должен был сразу завершить дуэль. Но Филипп искусно отразил его и с быстротой молнии вонзил свой меч по самую рукоятку в грудь врага. Рауль пал мертвым.

– Кто бы подумал, – воскликнул д’Эстанж, – что знаменитый дуэлянт Рауль де Фонтэн получит смертельный удар от руки юноши!

Между тем к месту дуэли подъезжал с отрядом граф Дарбуа, губернатор Ажана. Он ужаснулся, увидев мертвым Рауля де Фонтэна;

– Какое несчастье! И в такую минуту! Кто же оказал такую плохую услугу его величеству; не вы ли, господин д’Эстанж?

Узнав подробности происшествия и расспросив Филиппа о его происхождении и религии, губернатор, несмотря на настояния д’Эстанжа, приказал арестовать его.

Двое солдат с обнаженными мечами повели Филиппа в город. На пути он заметил Пьера, спокойно смотревшего на него. Его отвели в замок и заключили в камеру в башне, окна которой были снабжены железными решетками и выходили на реку.

Невеселой представлялась будущность Филиппу. Бегство королевы Наваррской придаст подозрениям против него характер достоверности, и судьба его будет решена. Он был уверен, что Пьер сделает все возможное, чтобы спасти его, но едва ли это удастся, несмотря на всю изобретательность юноши. «А все-таки я попробую дать ему знать, где я заключен, – думал про себя Филипп. – Можно поручиться, что он узнает мою шляпу с ее тремя длинными перьями, если я выставлю ее из окна». Он взял шляпу и просунул ее сквозь решетку. Целых два часа стоял он таким образом со шляпой в руке, пристально наблюдая за каждой лодкой, проезжавшей по реке. Наконец он увидел лодку с двумя гребцами и человеком, сидящим на корме, в которых узнал Пьера и двух своих солдат. Он увидел, как Пьер, смотревший на замок, вдруг хлопнул в ладоши и что-то сказал гребцам. Уверенный теперь, что сигнал его замечен, Филипп втащил шляпу в камеру, продолжая смотреть за удалявшейся лодкой.

– Больше мне нечего делать, – сказал он, – теперь все в руках Пьера.

Некоторое время он прислушивался к шагам часового, ходившего взад и вперед перед его дверью, а затем заснул и проснулся, только когда услышал, как отодвинулся засов его двери, и ключ повернулся в замке. Вошел человек в сопровождении двух солдат и поставил на стол цыпленка, бутылку вина и хлеб.