Кровососы - Тимоти С. Вайнгард

Развитие революции в американских колониях происходит во время и сразу же после Семилетней войны. «Можно сказать, что болезнь помогла завоевать Северную Америку и закрепить ее за англичанами, – пишет Дэвид Петриелло. – Но в то же время британская победа была достигнута ужасной ценой – и в смысле финансов, и в смысле человеческих жизней… Пустоту начала заполнять враждебность. Болезнь помогла Британии получить новый континент – и она же стала причиной его утраты». Во время Семилетней войны карибские комары поддержали британскую гегемонию в Северной Америке. Их северные кузены, размножавшиеся в стоячих водах обеих Каролин и Вирджинии, вскоре обеспечили убедительную победу непокорных американцев.

После Семилетней войны и изменений, произошедших на колониальной шахматной доске, по Америке прокатилась волна революций.

Все началось в 1775 году с Джорджа Вашингтона и пестрой компании его сподвижников. Дж. Р. Макнил в книге 2019 года «Империи комаров: экология и война в Карибском бассейне, 1620–1614» рисует яркую картину произошедшего. Он считает, что комары «поддерживали геополитический порядок в Америке до 70-х годов XVIII века, после чего начали его подрывать и положили начало новой эпохе независимых государств… и новой эре в атлантической американской геополитике и истории. Успех в этой сфере связан с желтой лихорадкой или малярией». Привычные к местным условиям американские, гаитянские и южноамериканские революционеры отважно сражались за независимость. Но свободу им подарили ненасытные комары.

Через месяц после первых залпов американской революции в Лексингтоне и Конкорде в апреле 1775 года новый главнокомандующий континентальной армии, Джордж Вашингтон, обратился к политикам Континентального конгресса. Он просил закупить как можно больше коры хинного дерева и хинина. Учитывая тяжелое финансовое положение молодого колониального правительства и стоимость ведения войны, ему выделили всего лишь 300 фунтов. Генерал Вашингтон и сам частенько наведывался к сундуку с хинином, поскольку страдал от приступов малярии (и повторного заражения ею). Впервые он заразился в 1749 году, когда ему было всего семнадцать лет[65].

К счастью для американцев, британцы во время войны тоже испытывали дефицит перуанского хинина, поставляемого Испанией. В 1778 году, незадолго до решения поддержать Америку, испанцы полностью прекратили поставки. Все имевшиеся запасы были отправлены британским войскам в Индию и на Карибы. Безжалостные нападения комаров на британских солдат, не обладавших иммунитетом, и отсутствие хинина во время последней британской военной кампании на юге (она началась в 1780 году с взятия Чарльстона – стратегического порта и настоящего комариного рая) определили судьбу Соединенных Штатов Америки.

Как убедительно пишет Дж. Р. Макнил: «Аргументы неоспоримы: в ходе американской революции британцы потерпели поражение в Йорктауне в октябре 1781 года отчасти и по той причине, что британские солдаты были более подвержены малярии, чем американцы… баланс нарушился, потому что британская стратегия завела значительную часть армии в малярийную зону (и зону желтой лихорадки)». 70 процентов британской армии, в 1780 году оказавшейся в южном комарином царстве, составляли солдаты из бедных, измученных голодом регионов Шотландии и северных графств Англии – то есть из регионов, находящихся вне малярийного пояса Фенских болот. Те, кто уже какое-то время служил в колониях, чаще всего находились в северной зоне заражения и не имели иммунитета от американской малярии.

Генерал Вашингтон и Континентальный конгресс имели серьезное преимущество: колониальная армия была прекрасно акклиматизирована и имела определенный иммунитет. Американская милиция свыклась с местностью во время Семилетней войны и тревожных десятилетий, завершившихся открытым выступлением против короля. Вашингтон, не имея ни научных, ни медицинских доказательств, отлично понимал, что возвращающиеся приступы малярии «защищают его выше всех человеческих ожиданий и вероятностей». Хотя в то время это не было известно, но привычка к местной малярии вполне могла быть единственным преимуществом американцев в неожиданно разразившейся спустя двенадцать лет обид и раздоров после принятия королевского указа войне. Открытые столкновения в Лексингтоне и Конкорде произошли без санкции недавно сформированного Континентального конгресса. Колониальные политики войны не хотели и не были к ней готовы. Конгресс, колонисты и созданная ими Континентальная армия практически ничего не имели, и все это понимали. Вашингтон с его слабой, плохо вооруженной любительской милицией был просто обречен на поражение.

Континентальный конгресс впервые собрался в Филадельфии осенью 1774 года в ответ на Бостонское чаепитие и принятие Репрессивных актов. Пятьдесят шесть делегатов от двенадцати из Тринадцати колоний собрались, чтобы обсудить единую солидарную позицию по отношению к метрополии[66]. Конгрессу идеально подходил девиз трех мушкетеров: «Один за всех, все за одного; объединенные мы выстоим, разъединенные падем». Точно так же сформулирована пятая статья Организации Североатлантического договора (НАТО): «Атака против одного члена организации трактуется как нападение на всех»[67]. Главный вопрос, который предстояло решить первому конгрессу, заключался в том, идти ли на конфронтацию или искать компромисс.

Проблема была не нова для 1774 года. Она детально обсуждалась Сынами свободы, тайной организацией радикалов, во главе которой стояли Сэмюэль Адамс, Джон Хэнкок, Пол Ревир, Бенедикт Арнольд и Патрик Генри. После принятия закона о гербовом сборе 1765 года будущие повстанцы собрались в сыром подвале бостонской таверны и кофейни «Зеленый дракон», которую впоследствии стали считать штаб-квартирой революции. Мне «Зеленый дракон» рисуется чем-то вроде таверны «Гарцующий пони» из «Властелина колец» Дж. Р. Р. Толкиена. Там суровые, прищурившиеся, скрывающие свои лица под капюшонами колонисты пили горький чай или кофе и приглушенными голосами обсуждали планы будущей революции.

Согласно актам Тауншенда 1767 года, на многие товары, в том числе и на чай, были установлены дополнительные пошлины. Через шесть лет был принят Чайный акт, после чего все истинные американские патриоты перестали пить этот напиток. В декабре 1773 года, вскоре после ратификации Чайного акта, разъяренные Сыны свободы, завернувшись в одеяла и вымазав лица сажей (а вовсе не в мифических регалиях индейцев мохоков, как их часто представляют), сбросили 342 сундука с 90 000 фунтами чая в Бостонскую гавань. Так произошло знаменитое Бостонское чаепитие. Континентальный конгресс легитимизировал этот акт неповиновения, приняв в следующем году резолюцию: «противостоять продажам любого присланного чая… самой своей жизнью и состоянием». «Чай следует запретить повсеместно, – заявил вспыльчивый Джон Адамс своей чудесной жене Абигайль. – И я должен от него отказаться – чем быстрее, тем лучше». Переход на кофе, пишет Энтони Уайлд, «стал патриотическим долгом американцев». Когда американцы прокляли чай, «они компенсировали эту потерю одним из основных продуктов рабской колониальной системы полушария – кофе».