"Гнуснейшие из гнусных" - Ежи Климковский

Так после нескольких недель перипетий в середине сентября 1942 года наконец пришел приказ, и Андерс стал командующим польскими вооруженными силами на Ближнем Востоке.

Победа его была полной. Генерал Зайонц стал его заместителем. Что представлял собой Зайонц, и почему выбор пал на него? Вероятно, потому, что у Сикорского под рукой не было никого другого. Некоторых он опасался, а Зайонц ничего собой не представлял. Это был человек безвольный, слабохарактерный и неумный. Сикорский присвоил ему звание дивизионного генерала и направил на Ближний Восток в качестве кандидата на должность командира 11 корпуса, который предполагалось формировать. Кроме того, Сикорский полагал, что Зайонц явится противовесом Андерсу, а заодно и подходящей фигурой для острастки: в случае чего-де не Андерс, а он будет командующим (первоначальный вариант Сикорского). Если согласие Сикорского на назначение Андерса командующим еще как-то можно было объяснить, то назначение Зайонца его заместителем совершенно непонятно, тем более что Зайонц не мог явиться никаким противовесом Андерсу, поскольку он не имел авторитета и к тому же был большим трусом.

А Андерс в это время больше всего заботился о том, чтобы упрочить и расширить свою популярность.

Через несколько дней после возвращения из Каира в Тегеран генерал выбрался в Пехлеви, куда прибывали транспорты людей из СССР и где временно располагался наш военный лагерь. В тот же день должны были состояться еще переговоры с англичанами по вопросу о новых районах нашей дислокации. Поэтому время было рассчитано по минутам и его явно не хватало на обстоятельное инспектирование лагерей. В этот раз мы ехали в открытом автомобиле по живому коридору, образованному несколькими тысячами наших соотечественников — штатских и военных. Генерал стоял в автомобиле с видом победителя и спасителя. Вот он приказал остановить машину и поднял на руки какого-то мальчика лет шести, дал ему конфет и несколько минут с ним занимался. Стоявшая в стороне мать ребенка была восхищена, остальные умилялись этой идиллической сценкой. Когда мы двинулись дальше, я спросил генерала, зачем он это делает, зная, что у нас так мало времени. Он мне ответил:

— Понимаешь, это очень важно, это лучшая реклама. Подобным же образом он вел себя и во время посещения больницы в Тегеране. У него ле было тогда времени, чтобы выявить недостатки и трудности, особенно с медикаментами, и помочь их преодолеть, но зато он присаживался к какой-нибудь больной старушке и порядочное время вел с ней разговор.

— Эти дела самые важные, — сказал он мне потом. — Так создаются легенды. Потом она будет рассказывать об этом как о величайшем событии в своей жизни. Всем кумушкам будет хвалиться, что разговаривала с самим генералом, и какой это благородный генерал…

Во время каждого нашего инспекторского выезда к генералу подходили десятки лиц с различными просьбами. Он велел мне все просьбы обстоятельно записывать. Когда после инспекции я напоминал генералу, что нам нужно еще решить несколько вопросов, о которых просили люди, он отвечал:

— Ты что, с ума сошел? Брось свои шпаргалки, не хватало еще этим забивать себе голову!

В середине сентября, уже после назначения командующим армией, генерал переехал в новую штаб-квартиру в Кызылрабат. Вместе с ним перебрался туда и я. Одновременно англичане передали в распоряжение генерала красивую загородную виллу в Багдаде, чтобы он мог каждую субботу ездить туда на отдых после недельного «изнурительного» труда.

И теперь еще точно не знаю, по каким причинам в этот период резко выступал против меня Кот. Например, в одном из писем в защиту командующего польской армией он писал: «Андерсу очень вредит деятельность Климковского…»

Со своей стороны я несколько раз обращался к Андерсу с просьбой освободить меня от должности офицера для поручений, мотивируя свое ходатайство тем, что могу в будущем принести ему немало «хлопот».

Может быть, генерал, учитывая мои неоднократные просьбы, и освободил бы меня, если бы не вмешательство в это дело Кота: стоило тому только заговорить о необходимости избавиться от меня, как Андерс заупрямился и наперекор ему оставил меня при себе.

* * *

А тем временем в нашей военной среде после вывода армии из Советского Союза на Ближний Восток кипели свои страсти.

Последние месяцы 1942 года проходили во внутренних интригах, в борьбе за должности, во взаимном подсиживании, борьбе за должности и перманентной реорганизации армии.

Сначала по плану Верховного Главнокомандующего предполагалось создать на Ближнем Востоке два корпуса — в каждом по две дивизии и в каждой дивизии по две бригады плюс корпусные части. Такая структура Андерса не устраивала: он не желал быть командиром корпуса и иметь соперника в лице командира другого корпуса. Он стал маневрировать, чтобы этого не допустить, и вновь при участии министра Кота, который его поддержал, настоял на своем. Порешили, что будет один отдельный корпус в составе двух дивизий, по две бригады в каждой, две танковые бригады и корпусные части. Но и это не удовлетворило амбициозного Андерса: он хотел быть командующим армией. Наконец договорились назвать этот корпус Польской армией на Востоке.

Когда название было установлено, Андерс сразу же начал саботировать все изданные ранее организационные приказы и сохранял существующее положение, создавая тем самым невероятный хаос. В результате фактически продолжали существовать 3-я дивизия генерала Копаньского в полном составе, 5-я дивизия генерала Богуша, 6-я дивизия генерала Токаржевского, укомплектованная лишь на 50 процентов, 7-я запасная дивизия полковника Окулицкого с 30 процентами личного состава и корпусные части. Такое положение продолжалось почти до самой смерти Сикорского.

После долгой тяжбы с Андерсом по поводу организации армии первой жертвой закулисных интриг пал Пашкевич, которого Сикорский назначил командиром 5-й дивизии.

5-я дивизия была одной из лучших с точки зрения укомплектованности и выучки. Она формировалась первой, еще в Ташкенте, и не претерпевала крупных реорганизаций, кроме перемены командиров. Ее первым командиром был генерал Борута-Спехович, которого Андерс сплавил на Средний Восток. Боруту сменил Раковский, а теперь, после переброски дивизии на Ближний Восток, ее командиром, согласно приказу Верховного Главнокомандующего, должен был стать Пашкевич. Но Андерса это не устраивало. Он решил помешать такому назначению. Пашкевича он не любил за его лояльное отношение к Сикорскому и опасался, что на этой почве будет иметь с ним много хлопот. А поскольку Пашкевич к тому же командовал бы лучшим боевым соединением, мой шеф боялся, что это может стать для него даже небезопасным и сорвать его планы на будущее. На 3-ю дивизию Копаньского он рассчитывать не мог, так как Копаньский ни в каких интригах участия не принимал, а кроме того, всегда поддерживал Сикорского. Что касается 6-й дивизии, которой командовал Токаржевский, то Андерс никогда не знал, чего можно от нее ожидать. Эта дивизия была насквозь санационной и полностью зависела от настроения и капризов своего командира.

Таким образом, Андерс был в высшей степени заинтересован, чтобы по крайней мере единственная во всех отношениях полноценная дивизия была доверена преданному ему человеку.