Иной мир. Часть 3 - Никита Шарипов

Память услужливо решила открыться и поведала: предок командовал малой княжьей сотней и все его бойцы полегли в схватке с лесовиками. Племя вятичей. Кто они такие и чем занимаются — мне не понятно. В памяти предка они просто лесовики. Смерды. Те, кого стригут. Шли усмирять вятичей, а в итоге попали в настоящую бойню. Около тысячи лесовиков, по большей части охотников, сцепились с сотней предка Вольга. Застали врасплох среди ночи в лесу, но получили отпор. Забросали стрелами, но быстро поняли, что толку от этого мало и пошли в рукопашную атаку. И тут себя варяги в полной красе показали. До утра бились и одолели лесовиков. Правда, дорогой ценой. От сотни осталась дюжина и один. До следующего утра дотянули только семеро. Увы, но лесовики не отстали. На хвост сел второй отряд и терроризировал варягов почти четыре дня. Сейчас пятый день. Предок — единственный выживший из сотни.

— Удивительно… — Второй в сильном замешательстве. — Ты запрыгнул в воспоминание, но смотришь на него не глазами предка, а собственными. Даже и не представлял, что такое возможно. Но глазами предка было бы интереснее. Попробуешь? Или, я так понимаю, тебе и без этого понятно всё, что пожелаешь.

Я кивнул:

— Понятно. Меч у предка франкской работы. Одноручный. Используется левой рукой. Правой ему сподручнее саблей работать[1]. Сирийская она, кстати. Обоерукому варяжскому бою Вольг обучен. Такому даже щит не нужен. Попробуй подберись! Либо мечом проткнёт-зарубит, либо саблей рассечёт. Плохо, что предок ранен и сильно устал. Рука пробита стрелой чуть выше локтя, да в боку дырка. Ещё хуже — он в большой печали. Вся сотня была ему как родная. Многих с малых лет знает. Многие совсем ещё ребятишки были. Четырнадцать-шестнадцать лет. Блин, разошёлся чего-то.

Я посмотрел на самого себя, коим видится мне моё внутренне я — Второй. Он в диком восторге. Да, интересно выгляжу.

— Это великолепно! — воскликнул Второй. — Кем бы ни был тот, кто подсыпал тебе ту хрень в компот, но он молодец — выйти на такой уровень контроля памяти! Ты понимаешь, что моделируешь воспоминания в реальность и можешь смотреть всё, что пожелаешь? Нет, медвежье пойло даже в сравнение с этой хренью брать не стоит. Вот только последствия могут быть намного серьёзнее. Хотя, похрен на последствия! Выберемся как-нибудь!

Я показал большой палец:

— Узнаю себя — пофигиста. Прорвёмся, Второй, не расстраивайся. Повезёт — много памяти предков поглядим. Может и найдём чего интересного. Хотя, мне тут всё интересно. Такое не каждому дано увидеть. А возможно, лишь одному мне.

— Нам! — Второй хитро подмигнул.

— Да, — согласился я. — Нам.

Копия-Второй нравится мне всё больше и больше. Ну а как можно не нравиться самому себе? И похер на самовлюблённость. Пройдёт это состояние — пройдёт и всё остальное. Лишь воспоминания останутся. И всё будет, как и прежде.

Предок Вольг снял с вертела прожарившегося упитанного зайца и начал есть. С зубами у него всё хорошо — об этом говорит хруст тонких косточек. Только самые крупные кости улетают в траву. Остальное всё съедается и запивается водой из кожаного бурдюка. Торопится Вольг. Чувствует, что скоро придётся сражаться.

— Предки-варяги — это было ожидаемо, — сказал я. — А другие предки? Их много?

— Хренова-туча! — воскликнул Второй. — Не только варяги, кстати. Есть и на Востоке предки, и в Европе. Сам понимаешь, кровь раньше мешалась нехило. Да и сейчас тоже мешается. Среди скандинавов предков найти можно. Нурманы. Викинги!

— А насколько далеко записывается родовая память? — поинтересовался я. — До пятого колена или до десятого?

— Не понял вопроса. — Второй смутился. — Ты шутишь, Первый?

— Нет, — спокойно ответил я. — Просто хочу понять, каким способом записывается память. Двоюродные и троюродные брать-сёстры предков тоже записаны или нет?

— Сложно, если честно. Иногда да, а иногда нет. Древо памяти нестабильно. Оно то расходится в стороны, делаясь широким, то сужается, словно струна. Но самое главное — нет у него начала. Даже сейчас мне недоступен первый предок. Основа основ. Есть порог, который не преодолеть. Возможно, у тебя, Первый, получится развеять эту завесу тумана и узнать, что там, внизу. В самом начале родовой памяти.

Второй удивил. Но больше удивил предок Вольг. Он словно переродился в настоящего волка — стал таким же быстрым и опасным. Резкое движение и предок стоит на одном колене, а в руках готовый к стрельбе лук. Мгновение и первая стрела, с характерным звуком отпущенной тетивы, ушла в темноту леса. Она ещё не достигла цели, а вторая уже полетела следом за ней. Память предка показала, куда вошла первая стрела — пробила грудь коренастого низкорослого лесовика, зайдя в район сердца по самое оперение. Последующие четыре стрелы тоже нашли цели — других лесовиков.

Пятеро разведчиков, подкрадывавшихся к предку, не успели понять, как умерли. Остался только один, но и он прожил не долго. Успел даже выстрелить два раза, но стрелы с охотничьими наконечниками не навредили предку. Он отбил их небрежными взмахами меча, а затем догнал удирающего лесовика и рубанул саблей по спине. Рассёк плоть от левого плеча до поясницы. Лесовик упал на живот и захрипел. Взмах меча и голова отделилась от тела. Хрип оборвался. Никогда бы не подумал, что это можно сделать столь непринуждённо.

Вольг собрал стрелы убитых врагов и вернулся к костру. Где-то в глубине леса протяжно завыл волк. Посмотрев в темноту и зачем-то кивнув, предок взял недоеденного зайца и продолжил поздний ужин. Бурдюк с водой сменился трофейным бурдюком со взваром.

— Можешь в другою точку памяти предков переместиться? — спросил Второй.

Я кивнул:

— Могу, но пока не досмотрю этот фрагмент — никуда не перемещаемся. Увы, но я пока не понял алгоритма перемещений. Куда нас забросит следующий скачок можно только гадать. Хотелось бы в память отца. В один из важных моментов. Узнать бы, почему он и мама погибли.

— Если получится, то узнаешь. Не получится — сам расскажу, — пообещал Второй.

Предок Вольг встал. Я непроизвольно сделал шаг назад. Не знает предок, что прямо сейчас его фрагмент жизни рассматривает потомок из далёкого будущего. И не знает, что по сути, спустя тысячу лет, ничего не изменилось. Люди всё так же убивают друг друга из-за не слишком имеющей смысла ерунды. А порой и просто так убивают. Интереса и веселья ради.