Тень Торквемады - Виталий Гладкий

— Можно, я сяду на переднее сиденье? — жалобно попросился Федюня. — А то чувствую себя кроликом в клетке.

— Тебя вообще нужно везти в багажнике! — отрезал Глеб. — Сиди, где сидишь. Сзади затемненные стекла, и тебя трудно разглядеть. А впереди ты будешь, как в витрине.

Федюня побурчал, побурчал недовольно и умолк. Он страдал; длительное молчание для него было пыткой. Потому-то Тихомиров-младший и не разрешил ему перебраться на переднее сиденье — от безостановочной болтовни Федюни можно было оглохнуть или подвинуться разумом. А Глебу требовалось время, чтобы спокойно, без нагрузки на уши и мозги, поразмыслить, потому что тревожное чувство никуда не ушло, только усилилось.

Конечно же Крапива не поверил ни одному его слову. Глеб достаточно хорошо знал и замкнутый мирок кладоискателей, и этого проходимца, чтобы успокоиться и делать свое дело так, будто все в полном ажуре. Нерушимые клятвы и честные уговоры не были у «черных археологов» в чести. Каждый из них норовил обскакать другого, притом любыми способами (не всегда корректными), и прийти к финишу первым. Ведь на кону были не какие-то черепки, а вполне конкретные вещи из золота и серебра, стоившие больших денег. Да и старинная медь шла на ура. Так что надеяться на порядочность Крапивы Глеб не мог. Собственно, как и Крапива на благородство Тихомирова-младшего.

Но что предпримет этот сукин сын? Глеб не без оснований предполагал, что Крапива перекроет ему в первую голову дорогу к Чертовому Городу. Ведь там стопроцентный вариант. Старинная карта, это, конечно, хорошо. Однако кто даст гарантию, что она чего-то стоит? Ну, разве что можно толкнуть ее за хорошую цену какому-нибудь собирателю древних рукописей и прочих пергаментно-бумажных раритетов. Но это жалкие гроши.

А если все-таки Крапива решил проследить за ними? Ведь он не дурак, понимает, что Глеб не будет ждать, пока кто-нибудь из нанятых Крапивой специалистов прочитает карту. Крапива хорошо знал возможности Тихомирова-младшего по части документального поиска, поэтому вполне мог предположить, что Глебу уже известен остров, обозначенный на пергаменте золотой проволокой. Но если это так, то где же тогда люди Крапивы? Где тачка его братвы? Глеб специально сбавил скорость до шестидесяти километров в час, но ни одна машина не притормозила; все вихрем проносились мимо.

Знали бы они, что двигатель его «Нивы-Шевроле» — форсированный, с кучей разных прибамбасов. Надумай он посоревноваться на трассе хотя бы с «мерсом», то еще неизвестно, чья бы взяла.

Нет, позади точно никто не тянулся. Глеб все глаза проглядел, больше смотрел в зеркало заднего вида, нежели перед собой. Постепенно он успокоился, повеселел и даже начал мурлыкать под нос — какой-то надоедливый шлягер-рингтон. В современной музыке он был не очень, любил больше классику — мягкую, не бьющую по мозгам, а вызывающую в душе приятные и даже ностальгические чувства. Видимо, это качество привила ему рано ушедшая из жизни мать; она была фанатом классической музыки.

Что касается отца, то Николая Даниловича хлебом не корми, а дай послушать что-нибудь народное, казацкое. Несмотря на большую занятость, он никогда не упускал случая сходить на концерт какого-нибудь народного ансамбля и возвращался домой совершенно счастливый. Наверное, его казацкие корни были куда мощнее, нежели у Глеба, «субпродукта» городской культуры, как называл его иногда отец, посмеиваясь.

Все случилось неожиданно, когда «Нива» входила в крутой поворот. Обгонявший ее джип («Нарушаете, товарищ!», — успел подумать Глеб) вдруг резко взял вправо, и машины столкнулись. Для джипа толчок был, что слону дробина, а «Нива» конечно же немедленно взбрыкнула словно норовистый мустанг, да так, что Глеб на какое-то мгновение выпустил руль из рук. А когда он снова схватился за рулевое колесо, машина уже катилась под откос.

Им с Федюней здорово повезло. Откос был не шибко крутым, но длинным и чистым, без деревьев и камней, и «Нива», ни за что не зацепившись, благополучно съехала вниз; правда, для этого Глеб едва не порвал мышечные связки, выворачивая руль, чтобы не лечь на бок. В самом низу машина с такой силой воткнулась бампером в холмик, что Федюня перелетел на свое любимое переднее сиденье; хорошо, хоть не выбил лобовое стекло, а лишь рассек кожу на виске. Что касается Глеба, то его удержал ремень безопасности. Правда, от будущих синяков он конечно же вряд ли избавит.

Какое-то время в салоне «Нивы» царила тишина. Кладоискатели были ошеломлены и словно онемели. Затем послышался голос Федюни:

— Су-у-ука! Гад! — Это он проехался в адрес водителя джипа. — Морду в кровь разбил… — Федюня принялся вытирать лицо носовым платком. — Этих богатеньких мажоров поубивал бы! Паразиты!

Глеб тряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями, и мельком взглянул на зеркало заднего вида. Джип остановился на обочине, и к ним спускались двое мужчин.

— Что, идут извиняться? — спросил Федюня и мстительно добавил: — Я этих козлов запрессую прямо здесь и сейчас… — Он принялся шарить под сиденьем в поисках монтировки; Глеб всегда держал ее на подхвате — мало ли что может случиться в пути.

Он не понаслышке знал, что разборки водителей, которые не поделили дорогу и решили выяснить отношения, не откладывая дело в долгий ящик, в новые времена начали происходить при помощи бейсбольной биты. Но Глеб считал, что монтировка привычней, удобней и как-то патриотичней. Русскому человеку американская бита шла, как корове седло.

— Боюсь, Федор, что нам не удастся побеседовать с этими господами, как должно, — сказал Глеб, с лихорадочной быстротой освобождаясь от ремня безопасности

— Почему?

— Потому, что в руках у них стволы.

— Да ты что?! — ужаснулся Федюня и пригнулся, словно по нему уже открыли огонь.

— Сиди и не высовывайся, — ответил Глеб, облегченно вздыхая: система тайника в дверке машины не подвела — панель отъехала в сторону, и он выхватил из образовавшейся ниши свое помповое ружье с укороченным прикладом.

Он кувырком вывалился из «Нивы», встал на одно колено, и гулкие залпы двенадцатого калибра разбудили лесную тишину. Глеб не стал разводить тары-бары; ему сразу все стало ясно, без дипломатии. Правда, он не был до конца уверен, что это братки Крапивы; больно уж выглядели они «цивилизованно» — костюмы, галстуки, белые манишки. Но добрые люди не спешат на помощь потерпевшим автомобильную аварию с пистолетами в руках. Тем более, что эти «доброхоты» сами же и столкнули «Ниву» под откос.

Стрельба застала пассажиров джипа врасплох. Похоже, они не ожидали сопротивления, тем более — вооруженного. А Глеб бил прицельно, плюнув на человеколюбие; он был уверен, что от этих двух чего-нибудь подобного не дождешься. И попал. Один из мужчин вскрикнул и упал. Правда, вскоре и поднялся. Видимо, ранение было легким — картечь попала в ногу. И тут же в ярости он начал стрелять по Глебу из пистолета.

Если до этого момента у Тихомирова-младшего еще теплилась надежда, что у этих двух в руках травматика, то теперь у него не оставалось сомнений, что пистолеты самые настоящие, потому что пули противно посвистывали над головой и взрыхляли землю перед самым носом. Глеб перекатился под кустик — слабая защита! — и снова нажал на курок. На этот раз выстрел получился более удачным — стрелок упал как подкошенный и затих. Его товарищ тоже пульнул несколько раз, но, похоже, он не обладал железной волей напарника. Едва тот потерял сознание, он решил за благо ретироваться; взвалив на плечи бесчувственное тело, он шустро побежал вверх, что и налегке было тяжело.