Баловень судьбы - Владимир Гурвич

Его слабая сторона в том, что он никудышный актер, отметил я. Ему нельзя разыгрывать никаких ролей, сразу видна фальшь.

– Анастасии Мефодьевны нет дома.

– А где она?

– В городе. У нее какие-то там дела. Ей позвонили и она срочно уехала.

– А разве вы ее не отвозили?

– Да, отвозил. Но какое это имеет значение?

– В самом деле, никакого. Да я просто так спрашиваю, как-то тревожно. Ращупкина пропала, Антон – вот тоже. Вы не знаете, где он? Вы же его куда-то посылали.

Боже, я забыл об Антоне, я давно должен был выйти с ним на связь. А он, наверное, мне звонил во время моего отсутствия.

– Вы за этим и пришли?

– Да в общем, да. Может быть, парню нужна помощь.

Он пришел узнать в пять часов утра, где находится Антон, словно является его отцом. Но в том-то и дело, что он не его отец. А если сейчас ворвется в дом банда головорезов? А я даже забыл закрыть на замок дверь за Марининым.

Я почувствовал холодок где-то внизу живота. Кажется, Маринин уловил мою нервозность.

– Вас что-то беспокоит, Евгений Викторович?

– Да нет, ничего. Просто немного устал. В компании не все благополучно.

– Да, я кое-что слышал. Но эти вопросы вне моей компетенции. Извините еще раз, что побеспокоил.

Я проводил Маринина до выхода и едва он оказался за порогом тут же закрыл на замок дверь. Затем проверил все окна. Лишь после этого я направился к телефону и включил автоответчик. И сразу же услышал взволнованный голос Антона.

«Евгений Викторович я только что видел Ращупкину. Они шли вместе с Гусаревым и о чем-то говорили. Затем вошли в дом. Я продолжаю следить».

Внезапно голос Антона прервался, и я различил характерные звуки. Их я не мог спутать ни с чем, слишком много в своей жизни мне довелось их слышать. То были выстрелы.

«Они меня ранили! – прокричал на пленке отчаянный голос Антона. – Они снова стрел…» Вновь послышались те же самые звуки, затем все оборвалось.

Я впал в оцепенение. Еще одна жертва этой страшной пляски смерти. Все умирают вокруг, только я жив. Но судя по всему это будет продолжаться недолго.

Не знаю сколько прошло времени, когда я снова услышал стук в дверь. Я попытался взять себя в руки и даже посмотрел на свое отражение в зеркало. Оно меня не порадовало, на меня глядел человек с безумным лицом. Зрачки расширены, волосы всколочены, выражение лица – не от мира сего. Надо было срочно приводить себя в порядок, но стучали все настойчивей, и у меня даже возникло опасение, что собираются взломать дверь. А потому вместо того, чтобы заняться своей внешностью, пришлось идти открывать.

Я пребывал еще в прострации, так как не вынул из-за пояса пистолет, ни даже не спросил, кто стучится, просто распахнул дверь. И увидел Гессена.

По его лицу я понял, что мой вид испугал его, он как-то странно взглянул на меня, словно проверяя, а не свихнулся ли я от всех этих передряг.

– Евгений Викторович, что с вами, вам нехорошо?

– Все нормально, Генрих Оскарович, – успокоил я его. – Что вас привело ко мне на этот раз?

– Телеграмма.

– Какая телеграмма? – удивился я столь мирной причине. Я-то полагал, что сейчас он сообщит об очередном убийстве.

– Из Германии. Она, оказывается еще пришла вчера, но у нас совсем разболтался персонал и мне ее не передали.

– И что в этой телеграмме такого страшного?

– Это действительно в некотором смысле страшное сообщение, приезжают специалисты из немецкой фирмы, у которой мы собираемся заказывать оборудование. Они хотят посмотреть на наше производство и заключить контракт.

Это было, в самом деле совершенно не кстати, сейчас просто не до таких дел. Не могли что ли эти немцы приехать чуточку попозже.

– Что же делать? – спросил я.

– Вы эту кашу заварили, вам ее и расхлебывать. Если вы помните, я с самого начала был против этого контракта.

Мне нечего было возразить, так как он был прав.

– Когда они приедут?

– Прилетят. Сегодня в четырнадцать часов в краевой аэропорт.

– А сейчас сколько?

– Ровно десять.

– Так надо же немедленно лететь туда. Можно себе представить, что они о нас подумают, если мы их не встретим.

– Представить несложно. Только лететь не на чем, вертолет стоит на аэродроме в городе, а Гусарев на телефонные звонки не отвечает.

Черт возьми, я же совсем забыл, что его нет.

– Тогда придется ехать на машине. Успеваем в притык. Мне нужно десять минут на сборы. Вы поедете со мной.

– Но… – попытался возразить Гессен, но я прервал его.

– Послушайте, Генрих Оскорович, мне без вас не справиться. Вы знаете компанию как свои пять пальцев и даже лучше, ваши разъяснения нашим гостям будут просто бесценны. А что могу сказать им я.

– Но вы же скоро станете владельцем компании.

– И что это меняет по существу? Мне быть может, потребуется десять лет, чтобы разбираться во всех тонкостях так, как в них разбираетесь вы.

Я немного польстил Гессену, так как надеялся, что мне хватит для этого гораздо меньший срок. Однако моя лесть, как ни странно, подействовала, так как Гессен согласился.

– Хорошо, я поеду с вами.

Через обещанные мною десять минут мы тронулись в дорогу. Правда теперь я уже жалел, что взял с собою спутника. А если он прикончит меня по дороге. Полной уверенности, что Гессен чист и ни в чем не замешен, у меня нет.

Мы выехали за околицу и помчались по дороге. Я то поглядывал на хмуро сидящего рядом со мной Гессена, то крутил головой по сторонам. Я гадал: появятся ли преследователи и если появятся, то когда?

Машина мчалась на предельной скорости, а по такой неустроенной дороге. это было почти безумием. Но я слишком опасался всевозможных неожиданностей, и мне хотелось проскочить как можно быстрей опасный участок пути. За пятьдесят километров до города траса становится относительно оживленной и там вряд ли нам что-то грозит. А здесь на пустынном отрезке можно ждать все, что угодно.

– Не слишком ли мы быстро едем? – произнес свои первые слова с начала нашего путешествия Гессен.

– Вы боитесь?

– Как вам сказать.

– Генрих Оскарович, если здесь чего-то надо и бояться, то только не скорости.

– А что же еще? – удивленно спросил он.

– Всего, что угодно. Вот я, например, боюсь вас.

– Меня?

– Вас это удивляет?

– Честно говоря, да. До сегодняшнего дня мне казалось, что меня не боится не один человек. А если кто здесь кого и боится, так это я.