Стрела времени - Антон Мальцев

они нам, значит. Ну, половина – пассажиры и железнодорожники – вышли. А мы с солдатами остались, – Шихов замолчал.

Он еще сделал несколько движений и потом сказал Мамину:

– А ну, подсядь-ка.

Алексей приблизился и Шихов приделал ему петлицу, вырезанную из околыша фуражки.

– Теперь порядок. Ну, что-то засиделись мы, пойдемте, хлопцы, поработаем.

***

Вокзальное подземелье – как его окрестили защитники, представлял собой довольно запутанный лабиринт помещений общей площадью около тысячи квадратных метров. Подвалы размещались с трех сторон здания вокзала: с Граевской, восточной и Московской. Под центральным залом подвалов не было. Со стороны привокзальной площади тянулся узкий коридор, от которого в направлении реки Мухавец отходили две огромные трубы диаметром почти в рост человека. Шихов рассказал, что под вокзалом некогда текла маленькая подземная речушка, ее закрыли в трубу, так что, трубы являлись частью плана по закрытию речки и недопущению затопления подвалов.

На восточной стороне через подвалы проходила капитальная стена, которая разделяла их на две части. Меньшая часть, с Граевской стороны, предназначалась для технического обслуживания – здесь находилась котельная. С Московской стороны располагались склады. Таким образом, стена разделила защитников вокзала на две части. Лейтенант-артиллерист 291–го отдельного зенитного артиллерийского дивизиона Шимченко и старшина авиации Баснев заняли подвалы с Граевской стороны. С Московской стороны остались милиционеры под командованием Андрея Яковлевича Воробьева. Связь между защитниками осуществлялась через небольшой лаз в стене.

Вечером немцы сделали попытку ворваться в подвал через дверь, ведущую туда со стороны вокзального ресторана. Но как только офицер и группа солдат открыли дверь и спустились на несколько ступенек по лестнице, из тёмной глубины подвального коридора грянули выстрелы. Офицер и один из солдат упали убитыми, а остальные опрометью кинулись бежать назад. Обороняющиеся бросились за ними. Немцы заняли столовую. Забросав помещение немецкими гранатами, удалось взять пять человек пленных.

В этот день немцы уже не пытались войти в подвалы и лишь два или три раза через рупоры обращались к осаждённым с призывом сдаться в плен и выжидали, надеясь, что обстановка заставит советских бойцов сложить оружие. А обстановка и в самом деле становилась критической.

Как ни зорко стрелки сторожили окна, все же гитлеровским солдатам удавалось иногда незаметно подобраться сбоку и забросить гранату то в одно, то в другое помещение. Гранаты рвались в толпе пассажиров, убивали, ранили детей, женщин, и каждый раз при этом возникала такая паника, что командиры лишь с большим трудом наводили порядок. Да и кормить эти сотни людей было нечем – маленький склад вокзального буфета, находившийся здесь, наполовину растащили, прежде чем его успели взять под охрану и перенести продукты с помощью Мамина и Пояркова. Впрочем, все равно для такой массы народа продуктов не хватило бы даже на день.

Телефонист беспрестанно пытался выйти на связь с крепостью. Мамина и Пояркова держали тут же неподалеку, под присмотром. Санчес переоделся в гимнастерку рядового, убитого еще днем.

– Павел Петрович, есть хорошая новость, – обратился к Басневу Стебунцов. – Наши бойцы обнаружили под потолком подвала колено водопроводной трубы. Сломали его. Теперь у нас появилась питьевая вода.

– Добро. Не забудьте про Воробьева, поделитесь, – похвалил ефрейтора Баснев.

Стебунцов с тоской посмотрел на Мамина. Он пулей летел на доклад к Басневу ровно затем, чтобы посмотреть на капитана, с которым его, как ему казалось, так много связывает. Ефрейтору не терпелось рассказать Мамину про Лизу и Славку, которые сидели рядом, через бетонную стенку, про интенданта Пилипенко, спасшего летчика, который тоже был здесь, только занимался раненными, у него обнаружился большой опыт и сноровка в извлечении пуль и осколков. Но, взглянув на старшину, Стебунцов не решился пока подходить к проверяемым лицам. И Мамин с Поярковым вновь остались предоставленными самим себе.

– Как мы выбираться отсюда будем. У тебя план-то есть? – спросил Мамин.

– Есть. В царские времена из подвалов был прорыт ход к Волынскому форту Брестской крепости. По одной из труб мы можем туда выйти, – пояснил Санчес.

– И что? Мы выйдем к Брестской крепости. А оттуда как? – изумился такому плану Мамин.

– Прорываться будем. А ты что хотел. Ты на войне или где? – улыбнулся Поярков.

– А ты чего такой веселый, Санчес? Прорываться из самой крепости – вариант не спасительный.

– Ладно, не ссы, Лемыч. В крепость мы не пойдем. Там свороток есть. Выйдем прямо к Бугу. Плавать-то умеешь?

– Умею. Так, надо всех вывести.

– Э, нет. Ты забыл, что я говорил тебе. Не нужно вмешиваться в ход истории – это раз. Вокзал притягивает силы противника – это два. Толпой в две тысячи человек нам не выбраться – это три. Не мудри, Лемыч. Помни, у нас задание. Выполняем и домой . Это не наше время.

– Это у тебя задание, Санчес. Я тут поневоле. Как домой возвращаться-то знаешь? – с надеждой спросил Мамин.

– Знаю. Поспи малехо. До подтверждения твоей личности мы отсюда все равно не уйдем. Так, что нам здесь куковать еще. Набирайся сил, – Санчес устало откинул голову к пористому, отдающему прохладой и сыростью, бетону, и закрыл глаза.

– «Железные нервы все-таки у человека», – подумал Мамин.

От усталости и голода его самого клонило ко сну, и хотя он был уверен, что уснуть не сможет, не заметил, как задремал. Засыпая, Алексей подумал о Маше и с бессильной яростью представил себе, что теперь, когда он попал в другое время, и не знает, как вернуться, он, может быть, никогда ее больше не увидит и даже ничего не узнает о ней. Во всяком случае, до тех пор, пока все не переменится самым крутым образом. Таким же крутым, как начало его путешествия.

Сначала ему приснился Летний сад, по которому шла Маша, одетая почему-то в военную форму, с погонами Следственного комитета; потом приснилось додже, как вошел сенсей Со Ден Гун, почему-то с лицом Гитлера и голосом Санчеса сказал: «Бей комиссара, политрука, рожа просит кирпича». Мамин полез в кобуру, но нагана на боку не было.

Он проснулся оттого, что кто-то грубо толкнул его. Над ним стоял сержант авиации, в руках он держал наган, наставленный на Мамина.

– Подъем, товарищ капитан.

Мамин встал, поправил изорванную гимнастерку. Потрогал новую петлицу, сделанную Шиховым.

– Давайте, туда, – сержант указал направление.

– Опять, – удивился Алексей, но подчинился. Пояркова на месте не было.

Из-за отсутствия освещения пробираться по подвалу возможно было только наощупь. Вдоль стен, под светом, пробивающимся с улицы через толстое стекло в узких подвальных окнах, были видны тени красноармейцев, женщин, детей. Кто-то лежал, кто-то сидел, кто-то стоял. Вид у всех был измученный и удрученный. Большинство из