Стрела времени - Антон Мальцев

них имели ранения. Пахло сыростью, кровью, мочой и экскрементами. Сверху глухо доносились звуки стрельбы и взрывов.

Среди живой массы людей Алексей заметил одну женщину, как он потом узнал, ее звали Надя. До войны она работала следователем Брестской прокуратуры, а оказавшись, случайно, в первые часы войны на вокзале она взяла на себя уход за ранеными, как ни трудна была такая задача в этих тяжких условиях. Не было ни медикаментов, ни бинтов. Смекалистый летчик, который был теперь рядом с ней, обратился к пассажирам, втиснутым в подвалы. У многих были свои чемоданы. Там нашлось бельё, которое и пустили на бинты. Сейчас эта сухенькая женщина Надя тенью ходила от одного к другому и делала перевязки, а молодой летчик, в основном, брался за тяжело раненных и безнадежных, очищая раны и извлекая осколки.

Мамина втолкнули в приоткрытую дверь. За ней оказалось небольшое пять на пять метров помещение, без окон. Справа в стене виднелось вентиляционное отверстие. На бетонном полу стоял стол, принесенный из буфета и несколько табуретов. В комнате уже находились Баснев, Шимченко, Шихов и Санчес. Последний сидел на табурете посреди комнаты.

– У меня нет времени разводить турусы на колесах, – выговаривал Баснев Санчесу.

Увидев вошедших, старшина обратился к Мамину:

– Признаю, удивили письмом. В ОПАБе шустрее разобрались. Ну, да ладно. Так кто вы?

Мамин понял, что связаться с крепостью удалось. Удалось, видимо, поговорить с полковником Козырем. Что ж, по крайней мере, он жив. Это обрадовало.

– Я тот, кем представился, – Мамин не стал пояснять.

– Человек из будущего? Вы хотите, чтобы я поверил в эту ахинею?

– Я могу это доказать.

– Сильно. Как?

– Ответами на вопросы. Что вы хотите знать о будущем? Задавайте, я отвечу.

– А как я проверю?

Мамин пожал плечами.

– Хорошо. Первое, как вы оказались здесь?

Алексей взглянул на Санчеса. Тот сидел с невозмутимым видом, будто происходящее к нему не относилось. На взгляд Мамина Санчес молча кивнул, мол, расскажи, раз просят. Алексей рассказал про встречу с Поярковым, обед в кафе, путешествие.

– В письме вы указали точное время начала войны. Допустим, знали это. Развитие событий в ближайшие дни.

– Гарнизон крепости обречен. Будут предприняты попытки прорыва, небольшой части удастся выйти. Но делать прорыв нужно будущей ночью. Чем дальше, тем плотнее кольцо. Сейчас крепость более чем на сотню километров в тылу у немцев. Авиация бомбит все крупные города Украины, Белоруссии, Прибалтики. Через несколько дней, гитлеровцы будут у стен Минска.

– Иными словами, Красная Армия отступает? Бежит от врага? Все, как в агитках, – усмехнулся Баснев.

– Этого я не говорил. Мы знаем, что в первые дни войны и после советская армия явит немыслимые образцы доблести и мужества. Славой покроет русское оружие подвиги простых солдат. Но Армия отступает, это так. Будет отступать до Москвы. И только в ноябре 1941 года будет первое крупное поражение фашистов. Под Москвой.

Шимченко вскочил.

– Конвой, – обратился он к двум солдатам, стоявшим у входа. – Выводите его в коридор. Немца тоже.

Мамина и Пояркова повели дальше по коридору. Скоро они подошли к небольшому углублению. Оно имело полукруг, посередине два бетонных прямоугольных столба.

– К стене, – скомандовал Шимченко.

Мамин и Поярков встали к стене спиной, вплотную друг к другу.

– Именем советского народа, за проявленные трусость и предательство приговариваются к высшей мере социальной справедливости – расстрелу, – громогласно отчеканил Шимченко.

От бетонных стен повеяло могильным духом. Мамина прошиб пот. Солдаты выстроились в шеренгу напротив. Алексей не мог поверить в происходящее. Снова, как вчера днем, его охватил ужас от понимания, что сейчас все оборвется. Он потерял надежду, считая, что один в прошлом, но встретил Санчеса; ждал бомбы, но ее удалось избежать; забрезжил свет, появилась возможность вернуться и вот тебе. Стенка.

– «Коридоры кончаются стенкой, и кончил стенкой, кажется», – вспомнил Мамин стихи Высоцкого. Он задышал учащенно, в последние секунды жизни пытаясь больше вдохов сделать, и никак не могли надышаться.

– «Не может быть. Как же так? Вот так оборвется моя жизнь? В глухом подвале Брестского вокзала. Даже тел не найдут».

Мамин приготовился что-то сказать, попытаться изменить ситуацию. В этот момент он взглянул на Санчеса. Тот стоял совершенно спокойным. Как у него это получается. Алексей устыдился своего малодушия и промолчал.

Солдаты неторопливо подняли винтовки. Привычным движением дослали патрон в патронник. Лязг затвора. Все готово к казни.

Мамин вдруг ощутил себя необъяснимо большим в стенах этого каземата. Бледнеющий в тусклом освещения подземелья металл ствола и черная зияющая дыра дульного среза глядели в грудь капитану. Мамин из большого превращался в огромного, занимая все пространство подвала. Теперь конвоир, казалось, куда бы ни стрелял, попадет в него.

Под гимнастеркой Алексей чувствовал точку, которая расходилась кругами, виток за витком, как бы вырисовывая цель. И в эту секунду его из леденящего ужаса бросило в невыносимый приступ злобы. Как будто, тот парень, с винтовкой наперевес, был единственным виновником его, Мамина, несчастий. Как будто, по его злой воле случились все то, что случилось.

Лейтенант Шимченко поднял руку.

– Предлагаю вам признанием спасти свои жизни. Даю слово, сообщите обстоятельства предательства, оставим вас в живых. Пойдете под трибунал. Будете продолжать упрямиться – кончим сейчас. Ну…

Мамин взглянул снова на Санчеса. Тот стоял с презрительной улыбкой.

– Пли…

***

23 июня 1941 года, железнодорожный вокзал г. Бреста, утро.

Лейтенант 291 артиллерийского дивизиона Николай Иванович Шимченко приехал в Брест вечером 21 июня 1941 года. Он направлялся в свою часть и остановился на вокзале из-за проблем с транспортом.

Это был обычный деревенский парень с Полтавщины. С семьей переехал в г. Грозный. Отучился после срочной службы в военном училище и был направлен под Брест молодым лейтенантом. Желтая копна волос, непослушно выбивающихся из-под фуражки, мешковато спадающая гимнастерка на чрезмерно худом теле, большие серые близко посаженные глаза и длиннющие пальцы пианиста – таким предстал Шимченко утром 22 июня.

Утром осаждённым предъявили ультиматум – в течение получаса сложить оружие, иначе будут применены «крайние меры». Убедившись, что этот ультиматум не принят, немцы начали действовать. Сверху, из вокзального зала, сапёры пробили отверстие в один из отсеков подвала. Через дыру туда вылили несколько вёдер бензина и следом бросили гранаты. Отсек был охвачен огнём. К несчастью, это оказалось помещение импровизированного продуктового склада, куда были снесены все взятые в буфете продукты. Защитникам подвалов грозила опасность остаться без пищи. Все, кто мог, бросились спасать продукты. Но вынести успели только несколько ящиков с печеньем и карамелью – всё остальное сгорело. С трудом удалось остановить и распространение пожара в сторону отсеков,