500 - Мэтью Квирк

— Тебя прислал Генри Дэвис, — произнес старик.

Я пока не знал, на чем мне лучше сыграть — то ли на страхе Лэнгфорда перед Дэвисом, то ли на ненависти к нему, — а потому решил: пусть старик сам гадает.

— Мне нужно узнать о Хэле Пирсоне, — сказал я.

Лэнгфорд облизнул пересохшие губы, уставившись в потолок.

— Генри его убил, — сообщил он. — Если ты меня убьешь, улика будет предана огласке. А теперь будь так любезен, сними с моих запястий эту чертову ленту и дай мне поспать. Хватит того, что я прикован к этой вампирской хренотени, чтобы еще кто-то отнимал мое время своими дурацкими вопросами.

— Что за улика?

— Да уж достаточная.

— Что конкретно?

— Иди ты к своей едрене матери!

Возможно, он непроизвольно выдал это ругательство, но уж точно выбрал неудачное время и не того человека, чтобы такое брякнуть. После разговора с Генри тема матери была для меня пока что слишком болезненной.

Я проследил глазами, как качнулся насос и красная влага побежала на новый цикл. Трубки, по которым бежала кровь, скреплялись лишь маленькими зажимами, больше ничем. Я проверил, не соединен ли монитор аппарата с чем-нибудь — будь то телефон или интернет, — что дало бы знать санитарке, случись что с Лэнгфордом. Ничего такого я не заметил. А телефон я уже отложил на стул, подальше от зоны досягаемости.

Я шагнул к аппарату. Несколько раз повернуть рукоятку помпы, зажать трубку — и жизнь Лэнгфорда я буду держать буквально двумя пальцами. Я буду неторопливо спускать ему кровь, сливая ее на пол, на коричневый, во всю комнату ковер…

Никакой жестокости. Это был единственный закон, что уважал мой отец. Единственное, за что я никогда его не осуждал. По крайней мере, до сегодняшнего дня. Нынче я уже и сам не знал, во что мне верить, — отец-то, оказывается, и сам убийца.

Эта пульсация диализного аппарата была как нельзя более созвучна моему настроению в последние дни. С того момента, как Генри оплел всю мою жизнь ложью, свалив на меня обвинение в двойном убийстве, я даже получал удовольствие от этого невольного возвращения на темную сторону бытия — там украл, тут побил копа. Что мне терять? Я мог бы показать Генри, как он во мне ошибся. Мог бы применить его последний урок, использовать тот против самого же Дэвиса. У меня было желание довести принуждение до абсолюта, до наихудших форм насилия.

Я видел влажный блеск в глазах Лэнгфорда, видел его взгляд, когда я коснулся костяшками пальцев середины насоса, почувствовав пульсацию аппарата, прохладную гладкость пластика под рукой…

Я уронил руку. Нет, это не для меня. Это просто немыслимо. Генри может меня достать, устроив охоту, использовав отца как приманку, настроив против меня Энни, пропустив через мою башку ток аккумулятора, отдав на растерзание Маркусу. Или он может просто спокойненько сидеть, с удовольствием созерцая, как я разлагаю сам себя, пытая немощного старика и становясь тем самым маленьким и злобным солдатиком, которого он как раз и хотел из меня сделать. Если я сейчас выпущу кровь из этого черта Лэнгфорда, далеко ль мне будет тогда до лагеря Генри?

Я отступил от аппарата.

Лэнгфорд долго, изучающе на меня смотрел.

— Значит, ты хочешь его остановить, — сказал он наконец и издал что-то среднее между вздохом и смешком. — Я всегда питал слабость к дурачкам. Так что тебе надо узнать?

Я склонил голову набок.

— Если б ты работал на Генри, — рассудил он, — я бы сейчас никчемным бревном валялся у твоих ног.

Это меня пристыдило. Я сомневался, что порядочность вообще как-то вписывалась в Дэвисову программу «Деньги, Идеология, Компрометация/давление, Самомнение». К тому же все, что я знал о Лэнгфорде, намекало, что он так же попался на крючок, как и прочие вашингтонские деятели. Но своим эгоистическим нутром я понимал, что, не убив этого старикана, я кое-чего добился. И я не собирался это упускать.

— Где улика? — спросил я.

Он пристальнее вгляделся в мое лицо.

— А ты тот самый парень, что грохнул судью Верховного суда и его девицу?

— Так говорят, но, думаю, вы догадываетесь, кто за этим стоит.

Он поглядел на мои ноги:

— А что с твоими туфельками?

Похоже, в прессе долго пережевывали подробности моего побега из здания «Группы Дэвиса».

— В них быстро не побегаешь, — усмехнулся я. — Так что у вас есть на Генри?

— Ну, суть тебе известна. В семьдесят втором году он убил журналиста.

— Почему?

— Пирсон раскопал грязные делишки Генри. Ты знаешь про Гордона Лидди, Джона Митчелла?[70]

— Разумеется.

— А про операцию «Джемстоун»?

— Слыхал про такую.

— «Уотергейт» был лишь верхушкой айсберга. Лидди напланировал кучу совершенно безбашенных операций, как то: закидать бомбами Брукингский институт, или подмешать в еду Эльсбергу[71]ЛСД, или похитить детей у активистов и вывезти в Мексику.

— Но ему так и не дали зеленый свет.

— Нет, конечно! Кто ж даст Лидди зеленый свет! Генеральный прокурор Митчелл сказал ему что-то вроде «спасибо, не надо» и пожег все флипчарты с расписанной на них белибердой. Лидди был злобный гнус, мнивший себя тигром, полный отморозок — потому-то ты о нем и слышал. Он попался. Но ты никогда не слышал о роли «Группы Дэвиса» в таких же точно преступных сговорах, потому что Генри Дэвис — решительный, безжалостный и в высшей степени сведущий молодчик, который скорее извинится за последствия, нежели спросит о чем-то разрешения. По сравнению с тем, что проделывал Дэвис, предлагавшаяся Гордоном Лидди экстремистская хрень столь же невинна, как срывание предвыборных плакатов. Думаю, ты хорошо представляешь, на что способен Генри… В молодости Дэвис подавал большие надежды. За два года он продвинулся от мелкого помощника, отвечающего на звонки, до фигуры номер один в Комитете по переизбранию президента. Это казалось невозможным! Некоторые даже начали поскорее завязывать с ним знакомство, полагая, что сейчас он без пяти минут конгрессмен, а там кто его знает. Карьера этого парня была стремительна, как ракета. Но тут появился Хэл Пирсон и начал все разнюхивать, выстраивать полную картину его грязных делишек. Таким образом, Пирсон угрожал восхождению Дэвиса. И угрожал всей выборной кампании. Вудворд с Бернстайном[72]— эта парочка столичных журналистов, которым повезло, — всего лишь поскребли поверхность. Пирсон же готов был обвалить всю столицу… Узнав, что Пирсон изучает его дела, Дэвис отправился прямо к нему домой, в Маунт-Плезант. Пирсон, наверно, ожидал какого-нибудь грубого давления, ругани, возможно, даже угроз в свой адрес. Но он никак не думал, что Дэвис сам к нему заявится. Уж не знаю, что там сказал ему Генри, но подозреваю, что Пирсон — этот большой выпивоха с очень крутым нравом — не лучшим образом воспринял слова Дэвиса. Короче, дело дошло до потасовки, и на следующий день Пирсона нашли в его квартире задушенным, с кровавым месивом вместо горла.