Пять граммов бессмертия - Аркадий Неминов

– Да-да, Зиночка, не обижайтесь. Мы вам очень и очень благодарны. Но болезнь не спрашивает и не ждет. Зина, я могу на вас надеяться, что вы и впредь нам поможете?

– Что вы имеете в виду?

– Вы можете принести мне образец МОЕГО препарата?

– Что вы такое говорите, Всеволод Николаевич?! Да вы с ума сошли! Это – уже не ваш и не мой препарат, и даже не институтский! Это – российское достояние, а, может быть, и мировое, а значит, охраняется соответствующим образом! Нет-нет, это совершенно исключено! Всеволод Николаевич, да вы не волнуйтесь, все будет хорошо! Я сама пойду к Грошеву и попрошу его протолкнуть фермент через Минздрав как можно быстрее! А вас буду по-прежнему держать в курсе.

– Спасибо, Зина. До свидания… – Сева повесил трубку и повернулся к жене.

– Катюша, ты слышала? Все в порядке. Еще немного подождем, и все. Надо обязательно подключить Андрея Анатольевича. Может, это ускорит продвижение препарата.

– Сева, я знаешь что подумала? А ведь про тебя в институте и не вспомнят, как только Грошев обнародует новый фермент на этом своем симпозиуме. Понимаешь? Все лавры достанутся только ему, а о тебе и моем бедном отце ни одна собака не гавкнет! Тебе не кажется, что это несправедливо?

– Катя, сейчас не это главное, ты же знаешь.

– Знаю, знаю! Но пойми, нам надо и потом, после выздоровления, как-то жить. А там крутятся громадные деньги. Неужели тебе все равно? Мало того, что ни твоего имени, ни имени моего отца не будет упомянуто в научных кругах, мы же еще и нищими останемся!

– Но здоровыми, не забывай! А будет здоровье, будет и все остальное. Как-нибудь заработаем…

– Вот именно – как-нибудь! – задумчиво произнесла Катя. – И меня это сильно напрягает, что как-нибудь…

Ночью Кате стало плохо. Ей приснился сон, который начинался замечательно: будто бы она и маленький Санька идут по большому полю, усеянному красивыми цветами. Они идут вдвоем и беззаботно болтают о чем-то. Им очень хорошо. Санька идет рядом, наклоняясь то и дело, чтобы сорвать очередной понравившийся цветок для букетика. Над головой висит яркое солнце, а там впереди, за полем, в маленькой чистенькой деревеньке, их ждет красивый белоснежный дом под покатой крышей с зеленой черепицей. Это их дом. Там они живут все вместе, большой дружной семьей. Они торопятся, потому что им надо успеть к обеду, где их с нетерпением ждут ее отец, мать и любимый муж…

Но вдруг погода изменилась. Налетел, откуда ни возьмись, злой порывистый ветер, принеся с собой холод и шквал внезапно хлынувшего дождя. Разом потемнело небо, и тропинка через поле сразу растворилась в сплошном месиве из полевой грязи, черной воды и поникших цветов.

– Санька, бежим быстрее! – закричала испуганная Катя и дернулась в сторону сына. Но тут она с ужасом поняла, что не видит и не слышит его из-за сплошной стены ливня и громовых раскатов. Более того – она не знает, в какую сторону бежать! – Санька, где ты? Отзовись, сынок! – кричала она с надрывом. Но очередной раскат грома заглушил ее крики, а яркие сполохи молний ослепили глаза.

Она продолжала идти, не переставая звать сына, и все вглядывалась и вглядывалась сквозь водяную пелену, застившую глаза, в надежде увидеть его. Она уже давно сбилась с пути, бредя наугад, но знала, что спасительная деревушка где-то совсем рядом…

Вдруг она теряет опору под ногами, проваливается в какую-то глубокую яму, падает, ударяясь грудью и животом обо что-то твердое, и понимает: вот он – конец! Катя в панике кричит от невыносимой боли и… просыпается.

Но нестерпимая боль продолжает терзать тело и после пробуждения. Кажется, болит все – грудь, живот, спина…

– Сева! – позвала она мужа слабым голосом, хриплым от еле сдерживаемого крика. – Сева, проснись, мне очень плохо!

Сева моментально поднял голову, будто и не спал:

– Что с тобой, родная? Где болит? Живот? Сейчас, сейчас… Где-то здесь лекарство… Сейчас все будет хорошо… Только потерпи немного! – он, лихорадочно распаковывая лекарство, оставленное доктором для таких экстренных случаев, с ужасом думал, что именно об этом его и предупреждал Спесивцев – новой стадии болезни, сопровождаемой сильными болями в области селезенки. Лекарство это содержало наркотик, и должно было на некоторое время снять изнуряющую боль.

Наконец, ближе к утру, Катя успокоилась и забылась тревожным сном – еще одной стороной воздействия снадобья. Разбуженная Елена Дмитриевна, сидя на кухне, с мольбой смотрела на зятя:

– Сева, дорогой, ну что же ты тянешь? Надо немедленно звонить Спесивцеву. Он же обещал посодействовать. У нас уже совсем не остается времени! Надо что-то делать! Что ты сидишь? – Она была на грани срыва.

– Я думаю, что предпринять… Давайте так: вы позвоните доктору и расскажите ему обо всем. Пусть он приедет и осмотрит ее. Может быть, ее придется госпитализировать. «Скорую» без него не вызывайте. Только с его ведома! Пусть он сам им все объяснит, если понадобиться забрать ее в больницу. А я съезжу в одно место. Я скоро вернусь.

Когда Сева подъехал к дому Зины, по его расчету она должна была как раз выйти, чтобы успеть на работу вовремя. И действительно, она не заставила себя долго ждать. Как только она появилась в дверях подъезда. Сева приоткрыл дверцу своего авто:

– Зина, доброе утро! Я могу подвезти вас на работу?

– Всеволод Николаевич? – удивилась она. – Что вы здесь делаете так рано? Что-то случилось? – она смотрела встревожено.

– Случилось, Зина. Давайте я вам все по дороге расскажу.

– Ну, хорошо, поехали. Ой, я с вами даже не поздоровалась от неожиданности. Доброе утро, хотя, судя по всему, для вас оно не такое уж и доброе?

– Вы правы. Как я и предполагал, у моей жены ухудшение наступило гораздо раньше, чем наш фермент получит официальное разрешения на использование. Не можем мы больше ждать! Теперь вся надежда только на вас!

Мне просто необходимо это лекарство. Вопрос жизни и смерти! Медлить нельзя ни одного дня! Сегодня или никогда! Выручайте, Зина! – он говорил чеканными фразами, и голос его звучал глухо.

Воцарилось продолжительное молчание. Зина, глядя прямо перед собой, напряженно думала. Наконец, она произнесла:

– Вы меня высадите, пожалуйста, пораньше, не доезжая до института. Не хочу, чтобы нас видели вместе. Вы поезжайте домой, Всеволод Николаевич, а я вам позвоню. Не волнуйтесь, я сделаю все, что в моих силах и возможностях!

Игорь Александрович Сергеев в который уже раз задавал себе один и тот же вопрос: вправе ли он делать то, на что его толкает директор. После их последнего разговора у Сергеева остался очень неприятный осадок. Он чувствовал себя отвратительной марионеткой, которую дергал за ниточки могущественный кукловод.

Но Сергеев не хотел быть куклой! У него, серьезного ученого, имеющего свое направление в биологии, многочисленных учеников, научные труды, новый руководитель института вызывал чувство гадливости и горького разочарования.