Завороженные - Александр Бушков

Опустился в кресло рядом с круглым столиком, на котором уютно светил зеленый абажур лампы — в точности такая осталась дома, в Шантарске. Стукнула бутылка, скрипнула пробка. Коньяк полился в стопки.

— Ну, с боевым крещением! — сказал Маевский. Поручик вяло кивнул и выпил залпом. Он отчаянно подыскивал слова. Должны быть какие-то слова, возвышенные и важные, достойно завершавшие все ими испытанное и пережитое… или нет? И все проще? Служба…

— Вот странно, — сказал он тихо. — Я безумно люблю свою жену. Но я никогда не смогу ее забыть…

— Поздравляю, — сказал Маевский. — Ты взрослеешь… Жизнь, знаешь ли, затейлива…

В его голосе не было ни фальшивого сочувствия, ни ненужного утешения, за что поручик был ему безмерно благодарен.

— Кирилл, — сказал он все так же тихо. — Но ведь они, получается, живы сейчас?

— Я же тебе объяснял, — спокойно сказал Маевский. — Все живы. И она жива — год назад, день назад… Нет ни былого, ни грядущего. Есть только череда времен. Нескончаемая прямая, где все существуют одновременно и все живы, хотя для многих мы, конечно, и мертвы уже… — Он тихо встал. — Я тебе сейчас не нужен, — сказал он деловито. — Никто тебе сейчас не нужен — разве что бутылочка. Нужно отдохнуть и побыть одному, по себе знаю. Все, что понадобится — вон там, в шкапчике. А там спальня. Завтрашний день у тебя, как полагается, свободен полностью, можешь хоть до положения риз… Форма в гардеробе. И знаешь… Я бы тебе советовал это прочитать, — он отошел в полумрак, быстро вернулся, положил на стол рядом с лампой книгу в темном переплете. — Один из наших предшественников обладал несомненными литературными способностями и однажды подробно описал историю, случившуюся с другим нашим предшественником. Неплохая книга. Вот только публике о ней знать совершенно незачем. Ну, отдыхай, а я пойду узнаю, когда мне отсиживать неотсиженное…

Он ухарски подмигнул и вышел, тихо притворив за собой дверь. Одиночество погружало в прямо-таки физическое блаженство. Налив себе еще коньяка, поручик открыл книгу. Чистая страница посередине украшена большим четким штампом с черными буквами: «НЕ ВЫНОСИТЬ ИЗ ЗДАНИЯ!», а пониже чернилами каллиграфически выведено — «Поэт и Русалка». Еще какие-то штампы, поменьше, с непонятными номерами и буквами.

Перевернул страницу, без особого любопытства прочитал первую строчку:

«Господин Фалькенгаузен был невысок, лысоват и, следует откровенно добавить истины ради, никак не мог похвастать стройностью талии…»

Красноярск, сентябрь 2010