Якудза из другого мира 9 - Алексей Владимирович Калинин

им ещё немного. Мой раб, хинин… — шептала Амайя, продолжая двигаться.

— Я бы мог с тобою быть, я бы мог про все забыть, — срывается с моих губ шепот.

— Что? Ты можешь шептать? Забавно… Мне стихи во время секса ещё никто не читал. Давай же, это будет интересно, — улыбается Амайя.

Она улыбается, но в её глазах мелькает озабоченность. Она явно не ожидала, что я смогу двигать губами. Да ещё забабахать песню Кипелова…

— Я бы мог тебя любить, но это лишь игра. В шуме ветра за спиной я забуду голос твой,И о той любви земной, что нас сжигала в прах, и я сходил с ума...

Я продолжаю напевать, позволяя огню выжигать всё новые и новые участки яда. Моё тело воет от боли, но все чувства я прячу глубоко внутри. Сейчас надо лишь доделать дело до конца.

— А красиво, так бы и слушала, но вот надо довести дело до конца, — хмыкает Амайя. — Продолжай, раб, немного осталось.

— В моей душе нет больше места для тебя! — уже громче пою я, а после обхватываю женские бедра руками и позволяю члену вспыхнуть тем самым яростным огнем, который бушует внутри меня. — Я свободе-е-ен!

— А-а-а! — вырывается из женской глотки вопль. — Больно! Как же больно!

— Я свободен, словно птица в небесах! Я свободен, я забыл, что значит страх! — ору я, не давая сорваться Амайе.

Долблю её яростно. В ванной комнате отвратительно завоняло подгоревшим мясом. Она пытается вырваться. Пытается расцарапать руки и грудь, но тут же на место порезов кидается огонь, не давая яду распространяться по телу.

— Я свободен с диким ветром наравне! Я свободен наяву, а не во сне! Я свободе-е-ен!

Теперь уже дзёнин деревни разящих капель не высасывает из меня жизнь. Из тела, покрытого огнем, трудно высосать что-либо, кроме огня. А я наполняю её своим пламенем. Я живу. Я жгу. Я сгораю и сжигаю всё вокруг.

Крики снаружи раздаются всё громче. Людей пугает запах дыма, идущий из щели под дверьми. Людей пугают женские крики. Пусть. Главное, что это не пугает меня.

Она хотела убить меня. Что же, тот, кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет…

— Я свободе-е-ен!

— А-а-а!

— Я свободе-е-ен!

Вокруг нас горит помещение. Каким-то образом мой огонь перекидывается на предметы. Горит ванная комната. Взрывается от нестерпимого жара кафель. Закипает вода в ванной.

Дышать нечем. Да и не нужно дышать. Нужно лишь двигаться. Не отпускать и двигаться.

Двигаться!

— Я свободе-е-ен!

Разрушенная ванная комната вскоре напоминает отделение ада, в котором дергаются на полу две фигуры. Вокруг огонь. Разгром. Ужас и безжалостное уничтожение.

Я не останавливаюсь до тех пор, пока женские крики не смолкают. Кто-то взламывает дверь. Крики раздаются снаружи. Что же, пришла пора уходить.

В дыму ничего не видно, поэтому я легко гашу огонь на своём теле и выскакиваю из комнаты. Сталкиваюсь с кем-то. Кого-то отталкиваю. В толкучке ничего не разобрать. Полуодетые постояльцы. Испуганный персонал. Люди с огнетушителями. Далекий вой сирен пожарной машины.

Мне под руку попадается какой-то человек в кимоно. Быстрые ощупывания в режущем дыму уведомляют, что человек по фигуре и росту схож со мной. Что же, тем легче. Ударом по темечку отправляю его в нокаут, а после быстро переодеваюсь.

Кашляя, спускаюсь с человеком на плече, на выходе бросаю полуобнаженного мужчину на диванчик и кричу портье:

— Я спас его из комнаты. Быстрее вызывайте «Скорую». Я сейчас встречу!

После этого я выскакиваю на улицу и растворяюсь в вечернем Токио…

Хидики был отомщен…

Глава 29

Сэнсэй сидел напротив меня. Его пальцы неспешно создавали мандалу. Легкое постукивание по трубочке с песком успокаивало. Я тихо прихлебывал чай и терпеливо ждал, когда Норобу наконец обратит на меня внимание.

Цветной песок тихо сыпался, заполняя ровно те места на картинке, которые были созданы для этого цвета. Мой тяван опустел и я налил ещё. Терпения мне не занимать, так что я мог сидеть напротив сэнсэя целую вечность, если не больше.

— Третий дзёнин убит твоими руками, — произнес наконец Норобу. — Вернее, последняя не совсем руками...

— Я не виноват. Они сами нападают.

— Господин Абэ, господин Тонг и господин Кичи никак не успокоются.

— И в этом я не виноват!

— Я и не говорил, что тут есть твоя вина. К тому же, возвращение к нормальной жизни детей — с лихвой искупает даже твою возможную провинность.

Сэнсэй снова замолчал. Он продолжил создавать картину из песка, равномерно распределяя цвета и не допуская падения даже одной лишней песчинки.

Я ждал. Чего ждал? Ответа на вопрос, который задал Норобу десять минут назад. И всё это время сэнсэй неторопливо постукивал по трубочке с песком. Как будто перекладывал в голове варианты возможных ответов.

Мы находились на базе. Рядом что-то бормотал телевизор. Я пил чай и ждал. Песок сыпался.

Неожиданно проблеск на экране телевизора привлек моё внимание. Полыхало из окна отеля. Съёмка велась с улицы и большой пожар уже прошел, оставался только черный дым и редкие языки пламени. Я включил звук. Жизнерадостный диктор вещал так, словно только что получил в подарок торт со сливками:

— Сегодня в районе Мегуро произошел пожар. Горел отель "Гинза". Благодаря умелым действиям персонала и самоотверженным героическим поступкам постояльцев пожар был локализован и потушен даже до приезда пожарной бригады. Увы, в пожаре сгорела одна постоялица. Как предполагают медэксперты, она неаккуратно обращалась с неизвестной воспламеняющейся жидкостью и в результате произошло возгорание. Что интересно — удостоверяющие личность документы были фальшивыми. И по словам портье вместе с этой женщиной в номер поднялся молодой человек из касты хининов...

На экране возникло одутловатое лицо с веточкой сакуры на щеке. Нос и глаза вообще были не мои, а уши явно позаимствованы у слона. Ну да, не зря же я изменил на время внешность, когда заходил в отель. А когда выходил, то и вовсе убрал с щеки татуировку, а волосы перекрасил в черный цвет. Так же помогло то, что систему охраны отеля оказалось легко взломать. Знакомый хакер из числа тех, кто принимал участие в разработке социальных сетей, за небольшую сумму убрал следы моего пребывания в охранной системе.

— Похож на какого-то мультяшного героя, — проговорил