Очерки русского благочестия. Строители духа на родине и чужбине - Николай Давидович Жевахов

избираемых лиц». Но кого мы теперь увидим в лице этих избранных? Тех, кто и теперь сознает в себе слишком широкие права и пользуется ими в ущерб другим, тех, кто натиском и нахальством своим обеспечил себе и теперь широкое влияние на массу? И этим ли кулакам и мироедам отдавать на съедение беспомощное крестьянство? Легко сказать «изгнать земских начальников, отменить розгу, ссылку», но в ком и в чем будут лучшие крестьяне находить защиту от худших? Нет, что-то не совсем логично выходит. Имейте терпение и охоту понянчиться с крестьянами, образуйте их сначала, вдохните в них хотя бы то лучшее, что сами имеете, и тогда пускайте их на волю: тогда за них не будет страшно.

Не в отчуждении от интеллигенции, а в сближении с нею – спасение крестьянства. Вот почему не кажется мне состоятельным и другое средство, рекомендуемое нашими либералами для пробуждения правосознания крестьянского, мелкая земская единица, ибо эта единица порвет и существующую связь крестьянства с интеллигенцией, так как ясно, что вожделения будущих деятелей ее будут направлены исключительно к увеличению расстояния между первым и последнею.

И какими бы звонкими фразами ни прикрывались мотивы необходимости создания такой единицы, всё же настоящие намерения либералов – сделать из наших крестьян парламентеров, а не честных пахарей – ясны.

«Само собою разумеется, – говорит К. Арсеньев, – что если бы руководителем мелкой территориальной единицы явился земский начальник, то в этой единице не было бы ничего земского и, вместе с тем, ничего похожего на истинное самоуправление. Не того, конечно, хотели и хотят прежние и нынешние защитники всесословной волости или мелкой земской единицы: объединение элементов, из которых слагается местное население, дорого им не как средство усовершенствования бюрократического механизма, а как источник самостоятельной жизни, как гарантия личной и коллективной инициативы»[83].

Конечно! И вот почему, признавая еще всесословную волость полезным институтом, именно как средство усовершенствования бюрократического механизма, и полагая желательным сокращение района деятельности земских начальников в пределах одной волости, я не только не вижу в создании мелкой земской единицы никакой необходимости, но думаю, что идея эта – вредная идея. Не только потому, что крестьяне не подготовлены еще к восприятию земских учреждений и настолько инертны, что, даже сознавая свои нужды, не идут им навстречу, не только потому, что, за отсутствием интеллигенции в селе, журнальные постановления такой единицы будут отражать лишь мнения кулаков и мироедов, и не потому, что мелкая земская единица, завалив единицы уездные своими требованиями, сведет деятельность последних к нулю, а еще и потому, что она увеличит и без того далекое расстояние крестьянина от интеллигента, вызовет еще большее озлобление и недоверие к последнему и окончательно разорвет последнюю связь между ними. Ибо ясно, кто будет там руководителем, и какие это «дворяне» будут заседать там, в этой мелкой единице. Проектируемая в намеченных либералами формах такая мелкая единица будет полезна разве в том отношении, что сгруппирует в одно место всех разбросанных ныне в разных местах деревенских «социал-демократов» и явится лишь прекрасной ловушкой для них, облегчив в то же время и труд сыскной полиции. В этом ее значении отказать ей действительно не приходится.

Каждый земский начальник прекрасно знает нужды своего участка, и почему просьба крестьян, выраженная ими в форме журнального постановления мелкой земской единицы, будет признана уездным земством заслуживающей большего внимания, чем такая же просьба земских начальников, из коих многие состоят в то же время и гласными уездного земства, для меня совершенно непонятно. Не потому ли, что они тоже «орган административной опеки, служащей тормозом для развития самодеятельности общественной и частной»?

Тяжелое время переживается нами!

Слишком много народилось неопределенных людей с неопределенными мыслями, но, увы, очень определенными вкусами; слишком уже громко стали они кричать о всем, чему поклоняется сегодняшний день. И хотя ясно, что всякому пигмею мысли ничего другого и не остается, как горланить и особенно заметными реверансами пред всем «передовым» обратить на себя внимание, чтобы хотя немножко смягчить обидно-густой мрак своего убожества, но всё же как-то досадно и обидно за человека становится. Только и слышно от этих бледных аккомпаниаторов, что священники – грабители народа, земские начальники – ставленники правительства, опекуны, опекающие крестьянство в целях не допустить его развития, полиция – держиморды, помещики – тунеядцы. Всех нужно вон; личное правосознание и широкое образование, широкое образование и личное правосознание – вот что нужно деревне.

Но спросите их: как пробудить личное правосознание крестьянства, как образовывать его, и вы увидите всё убожество их мысли, услышите всё тот же ответ: «широкое образование, широкое образование и… мелкая земская единица».

Наивные умники! Знаете ли вы, что рубите ветку, на которой сидите, что уничтожаете те кумиры, коим сами поклоняетесь. Сиделось бы вам так уютно в ваших кибитках, если бы губерния не имела губернатора, уезд – предводителя, участок – земского начальника; знаете ли вы, что шагающий под вашими окнами городовой испытывает в такой же мере страх ответственности пред начальством, как и страх за свою особу, ничем не гарантированную от нападения босяка, и вы ли бросите камень в этого городового, обязанного по долгу службы защищать ваше же спокойствие и благополучие, если он позволит себе выругаться?! Оно, конечно, ругаться не принято и неприлично, но поймите же, что и французские фразы босяку непонятны. И не вы ли первые, с вашей чувствительностью к своим правам, заклеймите позором и забросаете грязью того своего стража, который не сумел охранить ваше спокойствие?! Так почему же, живя в городе и участвуя в культурной созидательной работе и делая всякого рода культурные насаждения, вы вырываете в то же время и ненужные городские сорные травы и считаете это нужным; почему же вы не падаете в обморок при виде влекомых городовым пьяных босяков в участок или арестантов в тюрьму?! Потому, что это нужно для вашего спокойствия, потому, что все эти отбросы города наводнили бы прежде всего ваши собственные квартиры. Так почему же, любя крестьян, вы не даете им такой же защиты, почему кричите, что нужно – вон из деревни всё, дающее лучшим защиту от худших?

И это любовью к народу называется! Нет, это только любовь к популярности, любовь самого себя и вызванное этой любовию опасение показаться ретроградом, отсталым человеком. Всё, кажется, готов простить человек, только не упреков в отсталости, всё готов принести в жертву, включительно до здравого смысла, чтобы быть признанным передовым человеком. Нет, консерваторы гораздо искреннее любят народ, и это доказали сами крестьяне, разграбив экономии только тех либералов, кто