Жизнь и смерть Бенито Муссолини - Михаил Ильинский

29 июля 1943 года

Сегодня четверг, день рождения Бенито. Куда они его сослали?

Наконец я располагаю прямыми и официальными сведениями о Бенито. Его письмо принес некий генерал Полито. Он пришел на виллу в сопровождении двух офицеров карабинеров — полковника и капитана. Вот что писал мне Бенито: «Дорогая Ракеле, тот, кто принесет это письмо, скажет тебе, что мне нужно. Ты знаешь, что мне можно есть. Еще мне нужна кое-какая одежда и книги. Я не могу сообщить тебе, где нахожусь, но заверяю тебя, что мне хорошо. Не беспокойся и поцелуй за меня детей. Бенито». По этим кратким строчкам стало ясно главное: он жив. Какая судьба ему уготовлена?

Ракеле дали прочесть еще одно письмо, но генерал Полито забрал его. Это было письмо от Бадольо, написанное официальным языком. В нем новый глава правительства просил прислать вещи и деньги для Муссолини. Без этого, как отмечалось в письме, его не будут кормить. Письмо возмутило Ракеле. «Вы совершенно правы, синьора: увы, я мало что могу, но вы можете на меня рассчитывать. Постарайтесь сохранить спокойствие», — сказал полковник карабинеров и показал фашистский значок на отвороте своего мундира. Жена собрала Муссолини большую посылку, а также книги. В том числе «Жизнь Христа» Риччотти, которая была раскрыта на его письменном столе.

30 июля 1943 года

Вернулся генерал Полито. Он был когда-то комиссаром полиции в Болонье и выказывал себя страстным фашистом и большим почитателем Муссолини. Как большинство жителей мирной Болоньи. Это был усердный служака. Для него было чрезвычайно почетно нести чемодан «донны Раке,1е». Теперь он был в звании генерала. Он не мог даже дать возможности поговорить с детьми по телефону, все линии были блокированы.

…Переезд из Рима в Рокка был труден и занял вместо обычных шести-семи более двенадцати часов.

С одиннадцати часов утра 4 августа 1943 года в Рок-, ка началось заключение семьи Муссолини. Всем было предписано не покидать ограду парка и даже не приближаться к забору. В случае нарушения карабинерам было приказано стрелять. Запрещены были посещения друзей. В течение недель, проведенных в Рокка, Ракеле получила четыре письма от мужа. О себе он рассказывал мало, в основном, интересовался делами семьи. Письма приходили открытыми; по их тону Ракеле поняла, что Бенито не в курсе происходящих событий.

Заказали мессу по случаю годовщины смерти сына, но власти Форли ответили на просьбу отказом. В этот день никто из семьи не смог посетить кладбище, где похоронен Бруно.

Телефон, разумеется, не работал. Анна-Мария и Романо, словно ничего не понимали, много играли на фортепиано.

Еще раньше Муссолини приютили в Карпене сорок пять детишек из семей беженцев из Генуи и теперь хотели, чтобы их привезли в Рокка. Детей удалось поместить в колонию Предаппио.

В начале сентября англо-американцы высадились в Калабрии. Положение значительно ухудшилось, наблюдение усилилось. Вечером 8 сентября сержант карабинеров сообщил о «перемирии». Долина огласилась звоном колоколов, в небо взметнулось пламя костров и огни фейерверков. Четыре дня спустя наступила развязка: 12 сентября около десяти часов утра в Рока deiwe Каминате явились немецкие солдаты и офицеры. Карабинеры сдали немцам оружие. Один сержант, который до этого вел себя крайне вызывающе, превратился вдруг в настоящего ягненка. Через некоторое время немецкие офицеры предстали передо мною; они казались сильно взволнованными и просили меня быть готовой немедленно отбыть с детьми. Я попросила объяснений, но они знали только, что конечным пунктом путешествия была Вена.

Я быстро сложила вещи и собрала Анну-Марию с Романо. В полдень все были на аэродроме в Форли. Мы улетели на бомбардировщике в сопровождении другого самолета. Над Вероной пилот изменил курс, чтобы не встретиться с вражеской эскадрильей. Заслон облаков позволил нам избежать опасности, но тем временем погода испортилась, и мы были вынуждены приземлиться вместо Вены в Мюнхене. Нас разместили в отеле «Четыре времени года».

Едва мы закончили обедать, как пришел высокий военный германский чин и, стоя навытяжку, объявил срывающимся голосом, что у него хорошая новость для донны Ракеле Муссолини: «Наши летчики освободили дуче из тюрьмы в Гран-Сассо. Дуче уже на пути в Вену». Романо и Анна-Мария, счастливые и взволнованные, бросились мне на шею…

Вопрос о размещении Бенито был решен с невероятной быстротой. Его временной резиденцией стал «Карл Паласт», один из лучших дворцов Мюнхена. В мгновение ока новость о приезде дуче распространилась по городу, и вестибюль дворца наполнился офицерами и гражданскими высокопоставленными лицами Германии, а также местными итальянцами. До поздней ночи мы слушали фашистское радио из Мюнхена, передававшее последние новости о положении в Италии. Потом Бенито рассказывал историю своего ареста, сорока пяти дней, проведенных в тюрьме, о своем освобождении…

В одиннадцать часов дуче уехал в ставку Гитлера, а Ракеле записала все услышанное об аресте со слов Бенито. И это была окончательная версия.

«В дверях виллы «Савойя» появился король. Вид у него был взволнованный. Он говорил отрывисто. Фразы давались ему с трудом. Иногда были непонятны отдельные слова. Когда мы вошли в его кабинет, он обрушился на меня на пьемонтском диалекте. Он говорил, что все идет плохо, солдаты не хотят сражаться за меня. Во время своей речи он не переставал грызть ногти. В конце концов он произнес: «В настоящий момент именно вас больше всего ненавидят в Италии; вам не на кого рассчитывать; у вас остался только один друг, это я». Он тут он объявил о своем намерении заменить меня на Бадольо, ему надлежит теперь формировать кабинет, чтобы взять в свои руки управление страной и продолжать войну. «Это будет переходное состояние, которое не продлится более шести месяцев. В течение этого периода мы должны выработать политику на будущее». Я старался сохранять спокойствие; признал, что, как я уже говорил на Большом совете, невозможно руководить страной столь долгое время, заставить людей принести такие жертвы, не вызывая при этом чувства негодования и ненависти. Разговор продолжался около двадцати минут. Король проводил меня до дверей и протянул мне руку. В то время как я направлялся к машине, поглощенный своими мыслями, меня остановил офицер карабинеров и тихо сказал: «Его величество поручил мне защищать вас». В тот момент я не придал значения этой фразе и продолжал идти к машине. Тогда офицер указал на стоявший в отдалении санитарный автомобиль и объяснил, что именно в него следовало сесть. Я сел в санитарную машину вместе с советником и личным секретарем Де Чезаре и многочисленными вооруженными карабинерами. Автомобиль тронулся с места и поехал на большой скорости…

Я ни на минуту не усомнился в словах монарха. Только выйдя из машины рядом с казармой при школе карабинеров, я начал понимать происходящее. Меня препроводили в кабинет коменданта. На следующее утро, когда я заметил в коридорах и во дворе огромное количество часовых с оружием наизготовку, я понял, что арестован. Чуть позже я получил письмо от Бадольо следующего содержания: