Цыган - Анатолий Калинин

Как видно, приехала сюда эта Тамила на своей «Волге» не одна. Два смуглых, спортивного вида молодца с пушистыми усиками стояли по правую и по левую руку от нее в одинаковых чернокожаных куртках, наглухо, до горла застегнутых на змейки, как два ангела-хранителя, и, поворачивая из стороны в сторону головы, бдительно рыскали глазами по оврагу.

И, судя по всему, эта городская цыганка умела заставить себя слушать. Что-то даже похожее на жалость к своим соплеменникам шевельнулось в груди у Будулая, когда он, окидывая скользящим взглядом с седла своего мотоцикла толпу цыган, увидел, как они, запрокинув головы, ловили каждое ее слово. Чье-то мужское лицо с приоткрывшимся под рыжими усами ртом на мгновение показалось взору Будулая смутно знакомым, а неподалеку зацепился он взглядом за клюку какой-то старой цыганки, надетую ею на плечо, но тут же, не задерживаясь, и скользнул дальше, к Тамиле, чтобы ничего не пропустить из того, что она говорила цыганам.

— Разве это тогда не я говорила вам, что не на буравчиках лучше всего можно заработать и не на краденых колхозных лошадях, которых надо было хорошо кормить, чтобы потом сдать на колбасу в «Заготскот», а на узких мужских галстуках и на золотых дамских поясах, пока кооперация еще не догадалась завезти их в деревню из больших городов, а у молодых русских дурочек и дурачков еще не прошла на них мода. Но теперь и они уже вышли из моды.

В ответ на ее поощрительно выжидающую улыбку над оврагом всплеснулся рой выкриков:

— Теперь этих галстуков и поясов в каждом сельпо навалом.

— То совсем не было, а то на три года завезли!

— С одним пояском надо по целому дню по степи шнырять!

— Хоть уздечки из них шей!

— Молодые давно по полдюжины набрали, а какие постарше казачки привыкли каждую лишнюю копейку на книжки класть.

Вот теперь Будулай, кажется, понял, какая причина могла собрать вместе сразу столько цыган в этом овраге, укрытом зелеными волнами шиповника от чужих взоров. И та, которая созвала их на этот совет, сейчас со снисходительной улыбкой слушала их возбужденный гомон, терпеливо ожидая, когда они выплеснутся до конца. Когда же они наконец то ли выплеснулись, то ли замолчали, обезоруженные ее улыбкой, она, улыбнувшись им еще дружелюбнее, сказала:

— Вот я и приехала посоветоваться с вами, с каким новым товаром нам теперь лучше будет по станицам и хуторам этих скупых казачек подоить, чтобы и у вас, цыгане, всегда свободная копейка была, и для того, чтобы вы могли одеть-накормить ваших детишек.

Если она рассчитывала на встречное сочувствие к ее словам той части цыганской толпы, которую еще не подхватило первой волной криков, то не ошиблась. Первыми, как по команде, оценили ее остроумие ее адъютанты, обнажая из-под стрелочек своих усиков ослепительно белые зубы, а вслед за этим и по всей толпе, обступившей «Волгу», прокатился гул мужских голосов:

— К ним хоть с какого бока заходи.

— Их можно подоить.

— Казачки, они здоровые.

— После войны они опять выкормились на колхозных хлебах.

Но тут вдруг как будто щелкнул над оврагом большой цыганский кнут или упал с безоблачного неба раскат грома:

— А на какие же тогда деньги эти казачки смогут накормить и одеть своих детей?

Ни на секунду не задержав своего внимания на этих словах, Тамила небрежно ответила:

— Это уже не наша печаль. Каждому своя рубашка ближе. Пусть они о своих детях думают, а мы должны думать, чтобы цыганским детям было лучше.

Но ее адъютанты при этом единственном голосе, осмелившемся прервать ее, явно забеспокоились, забегали по-рысьи глазами по оврагу, обшаривая толпу, а кисточки их усов зашевелились, как усики радиоантенн, настраиваясь на ту волну, откуда мог раздаться этот голос.

— Не все то лучше, что лучше.

И тут Будулай увидел, как знакомая клюка высунулась в его сторону из цыганской толпы.

— Вот это верно.

Что-то как будто лязгнуло за ушами у Тамилы.

— Здесь есть чужой.

Тотчас же ее адъютанты так и напряглись. Даже усики у них встали торчком, запрядав из стороны в сторону. Весь овраг в движение пришел. Из-за всех повозок вынырнули цыгане и цыганки, рыская по оврагу, струясь и распадаясь на ручейки, и вскоре плотное живое кольцо замкнулось вокруг мотоцикла Будулая. Сутулясь в седельце, он чуть возвышался над всеми, как беркут.

— Кто тебя сюда звал? — издали спросила у него Тамила.

— Никто не звал, — ответил Будулай.

С властной деловитостью она приказала адъютантам:

— Присмотрите, чтобы он отсюда не ускользнул. Если он уйдет, он нас всех продаст.

Тут же Будулай и смог оценить, как по-военному четко исполняются ее команды. Немедленно молодцы в кожаных куртках попрыгали с бугорка, на котором стояла посредине оврага «Волга», и заняли посты: один впереди, а другой позади мотоцикла Будулая. И все остальные цыгане еще теснее сдвинулись вокруг него. Все совершалось почти по правилам военного искусства.

И похоже, выхода из этого молчаливого кольца не было. Ему ли было не знать своего народа, столь же простосердечно наивного, сколь и непреклонно беспощадного, когда кто-нибудь непрошено вторгался в пределы его жизни.

Какая-то старая цыганка, заглядывая снизу вверх в лицо Будулая, приподняла его подбородок крючком своей отполированной клюки и разочарованно сказала:

— Какой же это чужой? Это Будулай.

Тогда вдруг неизвестно откуда вынырнула рядом с мотоциклом Шелоро и тоже радостно закричала так, что ее голосу стало тесно в овраге:

— Пусть меня гром разразит, это он! Егор, где ты, это же Будулай! Здравствуй, Будулай. — И она заквохтала вокруг него, всплескивая руками, донельзя счастливая этой встречей, как если бы внезапно встретилась со своим родным, безвестно пропавшим братом или же с кем-нибудь, кто был ей еще роднее. — Егор, где же ты? Это он!

Вынырнувший из-за повозки Егор, узнав Будулая, тоже осклабился ему из-под своих жиденьких усов, как лучшему другу, не забыв шмыгнуть за голенищем сапога кнутовищем:

— Здравствуй, Будулай!

— Какой же это чужой, — громко ликовала Шелоро, — если это Будулай?!

Ее торжествующие крики прервал презрительный окрик Тамилы:

— Перестань визжать на всю степь! Как будто, кроме тебя, здесь все слепые.

Нет, эта Тамила была явно не из тех цыганок, что в городах на базарах, на вокзалах и на тротуарах у магазинов сметают подолами с асфальта пыль. Недаром же не трехъярусные индыраки складками ниспадали по ее ногам к земле, а голые круглые коленки смугло розовели из-под короткой юбки ее сшитого по новейшей моде костюма. Но свои дымчатые очки она тут же сняла, как будто они мешали ей получше рассмотреть Будулая, и, спустившись от «Волги» к его мотоциклу, с нескрываемым любопытством сказала: