Ультиматум губернатору Санкт-Петербурга - Андрей Константинов

По привычке Ливер чуть не одернул комитетчика: мужики, мол, в поле пашут. Но вовремя спохватился. Да и чего с них возьмешь, с чекистов-то? Ментовский опер блатаря мужиком никогда не назовет… понимают разницу. Васька хмыкнул, сглотнул слюну.

— Вспомнил? — с надеждой спросил Смирнов.

— Когда все закончили, тогда и сказал.

— Ну-ну, молодец. А как он тебе сказал? Какими словами?

— Вроде, так: ну все, говорит, будильник тикает. Амбец, мол, Вася.

Офицеры переглянулись. Будильник тикает. Безликая бытовая фраза прозвучала в полутемном салоне страшным пророчеством, однако не давала ответа на главный вопрос: один или два будильника завел Финт? Произнесенное в единственном числе слово будильник на самом деле могло означать будильники. Но даже если только один? В каком адресе он тикает? На Лиговке? На Гражданке?

— Мы на Расстанной, — сообщили из автобуса взрывотехники.

— Мы тоже на подходе, — отозвалась «газель».

Водитель включил мигалку. В темноте отчетливо стучал невидимый будильник. Одноногая цапля улыбалась.

* * *

Они шли уже минут двадцать… Обочина грунтовки была относительно сухой и плотной. Небо на севере очищалось все больше. Звездный небосклон сверкал, а Млечный Путь казался продолжением дороги в Ад. Несколько раз Генка пытался заговорить, но Птица подталкивал его вперед концом ружейного ствола.

У веревки, которой был связан Финт, еще оставался хвост метра полтора длиной. Как собачий поводок. Птица свернул его в аккуратную бухту и сунул в карман Генкиной куртки. Связанный человек все равно не имеет никаких шансов убежать от своего вооруженного конвоира.

— Далеко еще? — спросил Птица. Он чувствовал усталость, все сильнее болел бок. Кружилась голова. А впереди предстояла серьезная работа.

— Метров пятьсот, — ответил Финт. — Поворот — и дачки будут как на ладони. А наша еще и освещена.

— Зер гут. Отдохни-ка здесь, — сказал Птица, подталкивая Генку к сосне.

Он быстро привязал бывшего лагерного кореша к раздвоенному стволу, да так крепко, что дергаться было невозможно. Капроновый шнур врезался Финту в горло.

— Повезет — останешься жив. Хотя и не надо бы… но раз пообещал сгоряча, — сказал Леха. Потом помолчал и добавил: — Если в Бога веришь — молись. Молись, чтоб с моими все было в порядке.

— Леха, — прохрипел Финт, — зря ты так. Пойдем вместе. Я… искуплю… Я не прошу дать мне ствол. Я так их буду душить, голыми руками… А, Леш? Поверь мне, брат.

Птица молча присел на корточки и, закрывая огонек зажигалки воротником куртки, закурил. Говорить ему совсем не хотелось. Он втягивал сигаретный дым, голова кружилась. Возможно, эта сигарета — последняя в его жизни. Впрочем, какое это имеет значение? «Спаси и сохрани!» — сказала та бабка в Агалатово ему вслед. Она перекрестила его вслед… откуда же он об этом знает? Неважно. Знает — и все. Птица отлично понимал, что это может означать. Такое зрение открывается у человека перед смертью. Он потушил окурок и спрятал его в карман. Движение было машинальным, из той, другой жизни. Он уже вышел на тропу войны и вел себя так, как положено диверсанту. Сейчас все это не имело никакого смысла. Он выпрямился и встретился глазами с Генкой.

— Леха, — снова захрипел Финт, — развяжи. Пойдем вдвоем, как тогда на зоне… Помнишь?

— Я все забыл.

Финт осекся под тяжелым взглядом.

— Леха… если там ФСБ, мы сможем поторговаться…

Птица отвернулся и поднял с земли саперную лопатку. Он уходил. Финт торопливо сказал ему в спину:

— Сегодня я поставил еще два заряда. Один — на срабатывание.

Дернувшись, как от удара, Птица повернул голову. Блеснули глаза. Он впился взглядом в белое пятно с хрипящим провалом рта. Так же хрипел в темноте гаража и булькал перерезанным горлом сторож Егорыч… Тебе что, их — жалко? — спросила темнота голосом Дуче… Спаси и сохрани… Тебе что их — жалко?… Хиросима.

Птица тряхнул головой, голоса смолкли. Возможно, они взлетели туда, где слабо светился Млечный Путь.

— Где? — спросил он свистящим шепотом, — Где ты ставил заряды?

— Один на Гражданке, другой на Расстанной.

— Адреса. Подробности. Быстро!

— Леха, я не по своей воле. Дуче сказал, что ты отказался, и тебя за это к ангелам отправили.

— Адреса, гнида! — повысил голос Птица и вскинул отточенное лезвие лопатки к горлу Финта. Сталь уперлась во вздрагивающий кадык.

— Карпинского, десять… это на Гражданке. В подвале, сразу у входа в крайний подъезд. В углу, слева. Яма присыпана песком.

— Когда взрыв? — Птица слегка надавил на черенок.

— Взрыв на Расстанной, сорок.

— Когда? — лопатка прорезала кожу.

— Сегодня. В двадцать три тридцать.

Птица отдернул рукав, посмотрел на часы и зло матюгнулся.

…Тебе что их жалко? — закричал Дуче из глубины Млечного пути.

— Не успеть, — негромко сказал Птица. — Мне туда уже не успеть, ты понимаешь?

Финт молчал. Он жадно хватал воздух… он был еще жив. А будильник китайского производства стучал и стучал, беспощадно отсчитывая минуты. Острая кромка лезвия саперной лопатки мерцала… Спаси и сохрани!

— Там что… жилой дом? Ну! Я спрашиваю — жилой дом?

— Да.

— Жди! — сказал Птица. Он резко повернулся и пошел прочь. Это был его последний привал на дороге в Ад.

* * *

Капитан-взрывотехник аккуратно отгреб песок, и звук будильника сразу стал громок и отчетлив. Свет фонарей лег на ржавый кусок жести. Повизгивала овчарка, прапорщик-кинолог поглаживал ее и что-то негромко говорил в ухо.

Капитан лег на песок и стал осматривать ржавую железяку со всех сторон. Потом аккуратно взял ее пальцами. Семеро мужчин замерли. Пес продолжал повизгивать. Он совершенно не боялся того, что лежало в яме и громко тикало. Просто он ощущал состояние людей, вибрацию их нервов.

— Она, — сказал капитан. — Попрошу всех лишних выйти, мужики.

Заглушая стук будильника заскрипел песок под ногами. Цепочка фонарей потянулась к выходу. Теперь на лист железа падал свет только трех фонарей. Два были закреплены наподобие шахтерских касок в обручах на головах офицеров-взрывотехников. Третий стоял на треноге чуть в стороне.

— Ну чего, Коля? — спросил капитан своего коллегу. — Начнем?

— Эвакуация жильцов закончена, — сказал тот. — С Богом, Саня.

Капитан осторожно приподнял лист. Его напарник уже лежал рядом и светил под железяку. Лист слегка подрагивал в руках капитана. Издавал слабый ржавый скрип.

— Порядок, — сказал второй спец. Он тоже носил капитанские погоны. Но их обыденной формой были серые комбинезоны техников.