Сердце Гудвина - Ида Мартин

не ожидал.

– Ты че, бредишь?

– Не волнуйся, мне твое признание не нужно. Просто хочу, чтобы ты понимал, почему я сейчас поддерживаю девочек.

– Это тебе он наболтал?

– Кто? Рома? – Жанна выпрямилась. – Нет. Рома продолжает покрывать тебя, полагая, что поступает благородно. Я же считаю, что любое зло должно быть наказано.

В памяти всплыло перекошенное лицо Ивана Сергеевича.

«Зло нужно пресекать на корню, не давая ему разрастись до разрушительных масштабов».

Он считал злом нас, а для нас злом были они.

Присев на корточки, я расстегнула свою сумку и, разворошив в ней учебники, вытащила маркер.

– Ладно, давайте уже начинать!

Глава 43

Появление ружья произвело потрясающий эффект. Надменные лица парней вытянулись, зрачки расширились. Казалось, они даже дышать перестали. Очень жаль, что Жанна еще не снимала. Я пересматривала бы этот момент снова и снова.

Один только Мартов слегка тормозил, он отреагировал лишь на резко наступившую тишину. Повернулся ко мне и замер, как и остальные. Первым отвис Ершов.

– Будем играть в пейнтбол?

– Молодец, Ершов, ставлю пять! – Ксюша достала свой маркер. – Только мы играем с оружием, а вы без.

– Серьезно? – Тим обеспокоенно встал.

– Конечно, – отозвалась она, – поэтому на твоем месте я лучше села бы. Так ты представляешь собой слишком простую мишень.

– Да вы даже стрелять не умеете! – выкрикнул Степа.

– В том-то и дело, – подтвердила я, – поэтому есть вероятность, что, стреляя в одного, можно попасть и в остальных.

– Да ну, прекратите! – Матвей тоже поднялся. – Глум какой-то. Вы думаете, мы от вас под партами прятаться будем?

– Думать, Оболенцев, мы тоже не умеем, – явно наслаждаясь своей ролью, Ксюша направила на него ствол. – Ни думать, ни стрелять, как обезьяна с автоматом.

– Обезьяна с гранатой, – поправил Тим.

– Да пофиг, – Она показала ему средний палец.

– Не понимаю, чего вы напряглись! – Ершов покачался на стуле. – Это же не гладкоствол. Никто в пентбол не играл, что ли? Давай, Михайлова, жги! Я жду правила игры. Или у обезьян не бывает правил?

– Ты, Иннокентий, видимо, разучился выстраивать логические связи, – вторя Ксюшиной издевательской манере называть его полным именем, сказала я. – Напомнить тебе тему урока?

– Не стоит! – Он так разулыбался, глядя на меня, что мне захотелось немедленно стереть эту улыбочку, выпустив в него пару шариков. – Давайте уже что-нибудь делать без этой долбаной драматургии.

– Без драматургии не получится, – подхватила Ксюша. – Драматургия – это соль всего проекта. Как там, Алис? Валяться в ногах и плакать кровавыми слезами? Я правильно понимаю драматургию?

– Главное, чтобы было больно, – припомнила я.

– Ну тогда начинайте уже, – Ершов развел руки в стороны. – Я на вашем месте организовал бы массовый расстрел. Нужно выстроить нас в шеренгу и выпустить очередью всю обойму. Надеюсь, краска красная?

– Разумеется, как ты любишь.

– В обойме двести шариков, – проинформировала Носова.

– У меня зеленая, а у Жанны желтая, – весело сказала Ксюша, – чтобы нам потом проще было определить, кто и сколько раз попал в цель.

– Да пошли вы, – сшибая попадающиеся на пути стулья, Матвей направился к выходу. Степа кинулся за ним, и, чтобы не мешать им ломиться, я переместилась в конец класса.

– Хотите, чтобы я ее вышиб на хрен? – заорал Оболенцев, тщетно ткнувшись плечом в запертую дверь.

– Я хочу, чтобы вы вернулись на место, – ответила Ксюша, – но если вам удобнее стоя, можете оставаться там.

– Жанна, отдай ключ, – Степа бросился к Носовой. – Тим, лови ее!

Рощин тут же подхватился, однако Жанна была проворнее и в два шага оказалась возле учительского стола, где под стулом лежала ее сумка с маркером.

Ксюша предупредительно навела ружье на Тима.

– Мне, конечно, не терпится пострелять, но если попаду в лицо, то и видос получится не таким красивым, как может быть.

– Какой видос? – заинтересовался Ершов.

– Тот, ради которого вы, собственно, здесь. Короче, задание простое. Сейчас вы будете целоваться. Друг с другом. По-настоящему. Взасос. Не меньше пятнадцати секунд. Если выйдет быстрее, придется перезаписывать. Ничего сложного. Я уверена, вы справитесь.

– Чего-о-о? – после некоторой паузы, вызванной всеобщим потрясением, недоверчиво протянул оказавшийся к ней ближе всех Тим. – Ты вообще в своем уме?

– В своем, но не забывай, что он у меня крохотный и работает только в одном направлении.

– За что боролись, на то и напоролись, – глубокомысленно изрекла Носова.

– Ха-ха-ха, – громко закатился Ершов. – Вот вы извращенки. Это же надо такое придумать. Спорим, Алискина идея!

Обернувшись, он подмигнул мне.

– Угадал, – подтвердила я, – тупой расстрел – это жестокость. А я, в отличие от некоторых, никому не хочу причинять боль.

– На самом деле, – перебила меня Ксюша, – цель этого проекта немного другая.

Она махнула рукой в сторону доски.

– Профилактика измен, вы же помните. После того как мы запишем это видео, шансы вашей измены друг другу существенно снизятся. Ах да, я забыла, что нужно исполнить на камеру каминг-аут. Текст может быть любым, но обычного «Мама, прости, я гей», вполне достаточно.

– Нет, – жестко сказал Матвей, – этого не будет.

– Будет-будет, – заверила его Ксюша. – У тебя даже два раза, потому что Тим, увы, остался без пары.

Оболенцев бросился на меня без предупреждения. Вот он разговаривает, глядя на Ксюшу, и в следующую же секунду оказывается почти передо мной. Это произошло так быстро, что я была вынуждена нажать на курок раньше, чем успела полностью поднять ружье и прицелиться.

Раздался щелчок выстрела, и Матвей, дико заорав, схватился за пах. Все, кроме Мартова, вскочили. Мне захотелось отшвырнуть маркер и броситься из класса. Однако бежать было некуда, поэтому я лишь отступила, выставив перед собой ствол. Но приблизиться ко мне больше никто не осмелился. Парни столпились возле валяющегося Оболенцева. Он глухо подвывал, а Ксюша заливалась смехом.

– Ой, Алиска, ну ты даешь, я же сама собиралась это сделать.

Я пожала плечами. Брызги красной краски попали мне на коленки и забрызгали пол.

Тим попробовал приподнять Матвея, но тот, прошипев: «Отвали!» – так и остался лежать.

– Давай поговорим, – Кеша, гипнотизируя, медленно двинулся на меня. – Я понимаю, то, что вы увидели, выглядит обидно. Однако все не совсем так. Мы действительно несли чушь, но затеяли это лишь потому, что вы нам очень нравитесь. Что касается меня, то я правда тебя люблю, Алис. Давно и очень сильно. Я… я не обманул тебя ни в чем.

– Ага, если не считать интуитивную динамику, камень «Здесь и сейчас», того, что ты сдавал математику, и многого другого, включая скрытую камеру у тебя в ломбарде.

Он замер.

– Откуда ты знаешь про камеру?

– Про Гудвина я тоже знаю. Почему ты не сознался сразу?

– Когда сознался Тим, ты на него разозлилась и могла кинуть меня, как и его, а я этого не хотел. Мы думали, что Гудвин тебе нравится, а оказалось наоборот.

– Вы думаете, что вы умные, но это не так. То, что вы умеете складывать цифры и решать задачки, всего лишь способность, небольшой скилл, нечто вроде «интуитивной динамики» и к уму не имеет никакого отношения. Зачем вам понадобилось создавать этот тройной фейк?

– Ты вся дрожишь. Тебе холодно? Иди ко мне, – Ершов протянул мне руку. – Давай уйдем отсюда, и я тебе все-все расскажу, а если тебе что-то покажется неправдой, расстреляешь меня лично. Обещаю, сопротивляться не буду.

Я выставила перед собой ружье, и он уперся в него животом.

– Пусть они сами здесь разбираются. А то, что наше, касается только нас. Михайлова не понимает, что у нас совсем не то, что у нее с Матвеем, и Тим не понимает – никому этого не понять.

– Если ты не отойдешь, я выстрелю.

Но Ершов положил большой палец мне на губы и наклонился к уху.

– Если ты выстрелишь, мне будет больно, но не всю жизнь.

Я находилась в шаге от того, чтобы подвести Ксюшу и опустить ружье, однако она сама пришла мне на помощь. Один за другим послышались уже знакомые щелчки выстрелов, и Ершов, вскрикнув, отшатнулся. Повернулся ко мне спиной, и я увидела на его лопатках и пояснице три ярко-зеленые кляксы.

Когда он только подходил, Ксюша стояла перед первыми партами, теперь же переместилась