Случайная мама - Роуэн Коулман

— Надоело? Ни в коем случае, — беспечно ответила Софи. — Я люблю, когда меня благодарят. Так что не стесняйтесь. — Луис улыбнулся еще шире, и Софи ощутила, что ей не хватает кислорода.

— Ну что ж. Тогда позвольте поблагодарить вас еще раз, — сказал он и одним стремительным движением, без предупреждения сократил остававшееся между ними расстояние, поцеловав ее в щеку своими теплыми губами прежде, чем она даже поняла, что произошло.

— Так, — сказала Софи на полтона выше обычного своего голоса. — Пора мне идти спать, увидимся утром. Спокойной ночи! — Она закрыла за собой дверь прежде, чем успела договорить последнее слово.

Она секунду постояла в коридоре, рассматривая бесконечные завитушки узоров на ковровом покрытии пола и осмысливая только что пережитые ощущения. Быстренько пересмотрев весь свой сексуальный опыт, Софи вычислила, что за все время у нее было только три любовника, с одним из них она занималась сексом чаще всего. Софи была твердо убеждена, что влюблена, значит, согласно расхожему мнению, секс с ним автоматически становился лучше. Они с Алексом занимались всевозможными видами секса, в разных местах ее и его квартир, а значит — секс был хорошим, потому что все знают, что секс, которым занимаются не в постели, — это хороший секс. Они испробовали минимум три позиции, и она испытывала оргазм. Алекс не всегда доходил, но оргазмы были, когда она смотрела на него. Поэтому, когда Ева отпускала шутки по поводу ее фригидности, которая пристала только девственнице, Софи уверенно язвила, вспоминая про те оргазмы. Что же касается девичьих разглагольствований Кэрри о том, что это такое — острое возбуждение, Софи лишь со смехом соглашалась с ней, думая про себя, что сексуальное наслаждение — это выдумка, распространяемая женскими журналами и слюнявыми романчиками. Такого наслаждения на самом деле никто никогда не испытывал. И никто ни разу, даже Алекс в своей вьетнамке (и особенно — Алекс в своей вьетнамке) не заставил ее поменять своего мнения на сей счет.

Вплоть до этой минуты, когда бывший муж ее умершей лучшей подруги невинно поцеловал ее в щеку, и Софи впервые за всю свою жизнь ощутила то, что можно было бы описать только так, как когда-то сделала лучшая подруга — «лопающиеся трусики».

— Твою мать, — сказала Софи и добавила, — мать твою.

Она прокралась обратно в свой номер, в котором поселилась вместе с дочками Луиса, и, быстро раздевшись, забралась в свою кровать, даже не потрудившись почистить зубы. «Б…», — снова еле слышно выругалась Софи и накрылась с головой одеялом. Она всего лишь хотела как следует выспаться в хорошей постели, а теперь, когда она, наконец-то, до нее добралась, у нее не будет времени на сон. Такое ощущение, будто Луис не просто заставил ее снова ощутить свои привычные неразделенные неудачные чувства. Это было нечто неистовое, настойчивое и настоящее.

Нет, теперь она не сможет уснуть. Будет всю ночь лежать без сна.

— Мы все проделали долгий путь, — произнесла Иззи с довольно значительной долей загадочности, учитывая ее возраст. — Не так ли?

— Да, — рассеянно ответила Софи. Она улыбалась и кивала, слушая болтовню Иззи, нервно вытираясь салфеткой. Они с семи часов сидели втроем в столовой, где могли бы оказаться на целый час раньше. Иззи уплетала свои хлопья, а Белла почти сорок минут пыталась съесть тост с жареным яйцом. Луис еще не спустился, и Софи не знала, радует ее это или раздражает. Как иронично, что именно она встала в пять утра вместе с детьми, в то время как их отец в это время спал, пребывая в блаженном неведении, всего в нескольких дюймах кирпича и еще какого-то изолирующего материала от них.

Софи проклинала себя. Наверное, она — единственная женщина, которую после окончания викторианской эпохи так взбудоражил вялый, совершенно обычный и абсолютно невинный поцелуй в щеку. Может быть, если бы Луис заключил ее в объятья, швырнул в постель и набросился на нее, может быть, тогда ее смятение можно было бы как-то понять. Но он не сделал этого, ему это даже в голову не пришло. Более того, она никогда не позволила бы себе распаляться из-за мужа Кэрри — будь он хоть бывший, хоть какой — если бы Кэрри была жива. Так откуда эти чувства взялись теперь, когда ее уже нет? Если бы католические убеждения Софи не рухнули, и ее угораздило бы исповедаться в тех безумных мыслях, которые терзали ее прошлой ночью, она наверняка сочла бы, что даже сотня прочтений «Аве Марии» не спасет ее от специально уготованного ей места в аду. Но вместо того чтобы мчаться в церковь за искуплением, она решила для себя, что все это чушь, ерунда и не более чем плод ее извращенного воображения. Когда она наконец-то как следует выспится и весь этот клубок эмоций распутается, она сможет вернуться к своей нормальной жизни и поймет, что вовсе и не было никаких «лопающихся трусиков». А был, вероятно, цистит.

— Папа — чу-дес-ный, правда? — сказала Иззи.

— Да, — рассеянно ответила Софи как раз в тот момент, когда на пороге появился Луис с еще влажным после душа и бритья лицом.

— Благодарю вас, — сказал он Софи, широко улыбнувшись. — И вы сама просто чудо. Простите, что так долго собирался, просто решил, что все-таки стоит принять душ и побриться, пока люди снова не начали принимать меня за вонючего старого бродягу. — Он подмигнул Белле, которая демонстративно не проявила ни малейшего интереса. — Подумал, что позднее вы сможете заняться собой, когда наступит моя смена.

Софи взглянула на него.

— Прекрасно, — сказала она, думая о том, есть ли у миссис Александр клюквенный сок и помогает ли он при цистите.

— Что мы здесь делаем? — требовательно спросила Белла, оттолкнув тарелку. Она уставилась на Софи. — Вы что, хотите оставить нас здесь вместе с ним?

Софи всмотрелась в ее бледное искаженное личико. Позавчера они с Луисом объяснили девочкам, что хотят свозить их в Сент-Ивз. Она ожидала, что дети жутко обрадуются, но вместо этого Иззи засыпала их вопросами относительно того, на чем они поедут и сколько времени они будут туда добираться, а Белла вообще ничего не сказала, поняв, что ее ожидает очередной переворот в и без того лишенной спокойствия жизни.

В ночь накануне отъезда, уложив детей спать, Софи встала на колени перед кроватью и нежно убрала челку Беллы с ее глаз, прошептав:

— Ты рада возвращению домой? Я думала, ты соскучилась по дому.

Белла повернулась на бок так, что ее лицо почти полностью скрылось в тени.

— Это ведь все равно не настоящее возвращение домой, разве не так? Потому что там не будет мамы. Это возвращение означает, что мы больше не будем жить здесь, с вами, и начнем жить с ним, да?

Софи отыскала взглядом лицо Беллы по двум крошечных огонечкам, отражавшимся в ее глазах.

— Да, — просто ответила она, понимая, что никакая ложь, даже белая, не поможет Белле. — Но мне показалось, что ты уже не сильно против? И не сильно против своего папы?

Она думала, что Белла сейчас еще о чем-нибудь спросит, но вместо этого два огонечка на мгновенье погасли, и Белла прошептала: