Охота на охотников - Валерий Поволяев

Ольга Николаевна свое дело знала хорошо и руку на "пульсе", как было когда-то принято говорить, держала крепко. Трупы сербов запаяли в цинковые гробы, что стоило немалых денег фирме, на которой работали водители, и на той же злосчастной фуре, что они пригнали в Москву, - обобранной вчистую некий умелец из числа арнаутовских подопечных, разгружавших её, даже снял с колес колпаки, - отправили домой. В далекий горный сербский городок.

Из полиции тамошней в Москве, естественно, никто не объявился, и дело на том и закончилось.

Через четыре дня Егоров поехал к бывшему боцману в его курортные пенаты. Перед отъездом позвонил домой своему напарнику - проверить: вернулся тот из "вояжа" или нет?

Левченко ещё не вернулся. Раз не вернулся - значит, дела делает, хотя вернуться, честно говоря, уже должен был бы.

С Печки Бряк встретил Егорова ещё более сердечно, чем в прошлый раз, обнялся у двери и провел прямо к буфету. Достал бутылку "хеннесси" похоже, он употреблял только этот коньяк, поставил на стол фрукты - целую вазу все с тем же знакомым набором: бананы, ананасы и киви, рядом поставил два фужера.

- Давай выпьем, - сказал он.

Старый морской волк, покряхтывая от удовольствия, улыбаясь чему-то своему - наверное, вспомнил собственное прошлое, - налил коньяку в две стройные посудины, приподнял свой фужер, косо глянул сквозь хрусталь на свет. Глаза у С Печки Бряка окрасились неземной желтизной, стали хищными, будто у монгольского песчаного волка, пяткой фужера он коснулся егоровской посудины и залпом выпил.

Прислушался к тому, как коньяк потек в святая святых всякого морского волка - в желудок, вид у него сделался напряженным, лицо жестко подобралось, в следующую минуту он удовлетворенно кивнул и поставил фужер на стол.

- Молодец, Сергей Михалыч! - восхищенно проговорил Егоров. - Пьешь, как молодой.

- М-да, мне бы сейчас те годы, - С Печки Бряк усмехнулся, - да ещё мой сегодняшний кошелек... О-о-о, что бы тогда было!

- А ты и сейчас ещё ого-го! - польстил Егоров. - Двадцатилетнего за пояс, думаю, запросто заткнешь.

- Дело ты мне задал сложное, - не стал слушать гостя С Печки Бряк, в голосе его появились свинцовые нотки, - даже более чем сложное. Но тем не менее я все узнал. - Бывший боцман вытащил из буфета два листа бумаги, бережно расправил и положил перед гостем.

Это были московские фотороботы, составленные по описанию Владимира Левченко.

- Сергей Михалыч, - как можно мягче произнес Егоров, - эти карикатуры... рисуночки эти, - поправился он, - у меня есть. А толку-то?

- Не торопись делать выводы, - сказал С Печки Бряк, - переверни бумажки.

Егоров перевернул. С Печки Бряк потянулся к бутылке, жесткость, возникшая у него на лице, исчезла, морщины, изрезавшие не только щеки, но и губы, разгладились. Снова налил в фужер "хеннесси".

На обороте фотороботов стояли фамилии, имена, отчества, домашние адреса и телефоны Каукалова и Аронова.

- Михалыч, родной! Как тебе это удалось? - возбужденно воскликнул Егоров. - Фантастика!

С Печки Бряк отпил немного коньяка из фужера, зажевал бананом.

- Да вот, удалось, - молвил он скромно. - Пришлось обращаться в Москву, - С Печки Бряк растянул рот в улыбке, - куда же нам, провинциалам, обращаться еще? Только в нее, в столицу нашей Родины, чтоб её приподняло да хлопнуло. Там, у одного знакомого в МВД, заполучили фотороботы, сделали анализ, вышли на кое-кого, сориентировались, как и положено в таком тонком деле, чтобы не допустить ошибки, совместили факты, а затем тряхнули одного старика... Вот и вся история, дорогой!

- Фантастика! - вновь потрясенно воскликнул Егоров. Он понимал, чего, каких усилий стоит такая операция, хотя не знал её деталей, но детали эти можно было очень легко вычислить. - Феноменально, Михалыч! - Егоров поднес к глазам бумагу, словно бы не верил тому, что видел, восхищенно поцокал языком.

Вид у него стал молитвенным, он готов был хлопнуться на колени перед старым своим шефом, С Печки Бряк сделал отрезвляющий жест, возвращая Егорова с неба на землю, предупредил:

- Только будь осторожным. Там за всем этим стоит очень мощная структура, она кого угодно схряпает. Растворят тебя в кислоте - даже пуговиц потом не найдем.

- На всякую хитрую задницу, Сергей Михалыч, есть хрен с винтом, заковыристо ответил Егоров.

Вечером к Рогожкину заехал Стефанович - немногословный, собранный, этакий комок мышц с седой головой и тяжелыми жилистыми руками, излучающий энергию и бодрость: Стефанович по характеру своему был лидером и, если бы захотел продвинуться по служебной лестнице, очень скоро стал бы депутатом либо каким-нибудь видным профсоюзным боссом, но Стефановичу нравилось его дело и бросать его он не собирался.

Посидев немного во флигельке, в комнате у старшего Рогожкина, Михаил не ждал гостя, суетился, не зная, чем угостить бригадира дальнобойной колонны, - Стефанович задумчиво побарабанил пальцами по столу, произнес хрипло, без всякого выражения в голосе:

- Я слышал, ты собрался жениться?

- Собрался, - смущенно подтвердил Рогожкин, - есть такое мероприятие в планах.

- Бабу твою, Настю, я знаю. Преданная будет жена. - Стефанович снова побарабанил пальцами по столу. - Только жить тебе здесь с нею будет тесновато.

- А что делать, старшой? - Рогожкин развел руки в стороны. - Выхода нет. В тесноте - не в обиде.

- Надо подумать... - Стефанович вновь прошелся пальцами по столу. Да и с братом вместе жить тоже трудновато будет.

- Почему? Мы с ним - душа в душу. И дальше будем так жить...

- Вы с Ленькой - да. Но ты возьми в расчет и семьи - свою и Ленькину. Будут ли жены ваши жить в мире?

Рогожкин непонимающе глянул на гостя, и тот от огорчения лишь головой покачал: парень ещё не созрел, не понимает, какие сюрпризы может преподнести всякому женатому человеку семейная жизнь, сколько в ней всего такого, где голову сломает даже самый опытный, самый терпеливый человек. Стефанович пожевал твердыми губами, несколько минут сидел молча, никак не реагируя на суету Рогожкина - тот то предлагал Стефановичу выпить, то выставлял на стол нехитрую закуску, то делал что-нибудь ещё - и все растерянно, торопливыми чужими движениями; Стефанович отметил про себя, что это лишний раз свидетельствует в пользу Рогожкина. Наконец Стефанович заговорил снова. Он словно бы собирал силы, энергию для разговора.

- У Насти - твердый характер, у жены твоего брата характерец тоже м-м-м... тоже твердый. Камень. А камень о камень дает искру. Из искры, как известно, возгорается пламя. Вот и пошло, и поехало... А это тебе совсем ни к чему.

- Я понимаю, я понимаю. - Рогожкин перестал носиться по комнате, сел напротив Стефановича, глянул в окно, завешенное простенькими ситцевыми шторками. И все-таки он не верил, что Настя может поругаться с Галиной. Она же умная, его Настя, и Галина умная. А умные женщины стараются не показывать свой характер. - Я понимаю...