Вопреки небесам - Карен Рэнни

— Вот мы и дома, — негромко сказала она.

Губы молодого человека дрогнули, он поднял глаза и увидел четкий силуэт Ненвернесса, вырисовывавшийся на фоне тусклого неба. Слезы потекли на солому, но Робби даже не пытался их вытереть — то ли от слабости, то ли потому, что не стыдился своих чувств. Кэтрин нежно сделала это за него, не обращая внимания на ручейки, бежавшие по ее щекам, ибо с той трагической ночи плакала довольно часто.

Она не отходила от Робби, когда его положили на носилки, держала за руку, пока его несли со всеми предосторожностями в комнату, где он жил еще мальчиком. И лишь когда он, вытянувшись на кровати, забылся тяжелым сном, Кэтрин обернулась. Вокруг сгрудились женщины, созванные для ухода за братом лэрда. Лицо Молли было залито слезами, она сразу догадалась, что надежды на выздоровление нет. Рут вытирала фартуком покрасневшие глаза, а Эбби с преувеличенным вниманием уставилась в окно, боясь встретиться с Кэтрин взглядом.

— Позовите Хью, — негромко распорядилась та, держа Уильяма на руках, словно он был младенцем, а не шестилетним мальчиком. Только сейчас она поняла, насколько опасно состояние Робби.

Нельзя медлить ни минуты, чудо еще, что он до сих пор жив.

Спустив сына на пол, Кэтрин встала на колени у постели Робби, положила голову на подушку рядом с его головой, нежно поцеловала в лоб, затем в губы, сухие, потрескавшиеся от жара. Повязка, наложенная ею утром, пропиталась кровью и гноем. Кэтрин жестом подозвала сына, и тот, не дожидаясь подсказки, наклонился и поцеловал Робби в щеку. Лишь после этого Кэтрин выпрямилась и, обращаясь к Молли, попросила разыскать Мэри.

Одного взгляда на печальное лицо старой женщины оказалось достаточно, чтобы все находившиеся в комнате дружно зарыдали. Не желая травмировать сына, Кэтрин поспешила увести его.

У нее бы не хватило мужества встретиться с Хью, но не это стало причиной ее бегства. Она уже простилась с Робби, пожелав его душе счастливого вознесения. Собственно, весь путь в Ненвернесс был для Кэтрин одним долгим прощанием с младшим братом лэрда, наблюдать же телесную кончину Робби было выше ее сил.

— Неужели Робби тоже плохой, мамочка?

В голосе ребенка слышались недоумение и мольба. Взглянув на личико сына, не по-детски серьезное, Кэтрин поняла, что, отвечая, должна быть осторожной, чтобы не ранить его нежную душу.

Она присела перед Уильямом на корточки.

— Робби умер не потому, что он плохой, мой ягненочек.

Как ни пыталась Кэтрин сдержать слезы, они все же заструились у нее по лицу. До сих пор она храбрилась, стараясь быть стойкой ради сына, но, видно, пришла пора и ему столкнуться с настоящим горем.

— Папа же умер, а он был плохой, — дрожащим голосом сказал мальчик и с вызовом посмотрел на мать. Защищать Генри перед сыном, которого тот избил до полусмерти, на такое Кэтрин была неспособна. Однако дальнейшие слова Уильяма избавили ее от необходимости отвечать. — И Сара была плохая. Она меня чуть не убила.

— Люди умирают не потому, что они плохие, — осторожно начала Кэтрин. — Иногда они умирают от болезней, а иногда потому, что не могут оправиться от раны.

— Как Робби?

— Да, как Робби.

И вдруг она поняла, как надо ответить, словно дух Робби, пролетавший мимо, пришел ей на выручку.

— Твой папа никого не любил, ни тебя, ни меня. Он просто не умел этого делать, никто его не научил. А Сара была очень больна, всего боялась, иначе она никогда бы так не поступила с тобой.

Уильям сжал кулачки и решительно вздернул подбородок. Кэтрин еще ни разу не видела сына в подобном состоянии, только дрожащие губы выдавали его чувства.

— Робби говорил, что людям проще рассердиться, чем почувствовать жалость. Я лучше буду сердитым, мам.

Кэтрин обняла сына, и мальчик горько разрыдался.

Она старалась защитить его, а вместо этого вовлекла в пучину ужаса, смертей и утрат. Но такова жизнь. Прошедший год ознаменовался и печальными, и радостными событиями, одно от другого уже не отделить. Нельзя постоянно водить сына за ручку, оберегать от страданий и боли. Просто она должна быть рядом с Уильямом, служить ему опорой и поддержкой до того дня, когда покинет его навеки…

Ненвернесс погрузился в печаль, однако жизнь в нем продолжалась. Вечером Молли принесла им обильный ужин. Кэтрин не чувствовала голода, но радостно встретилась с подругой, они бросились друг другу в объятия, и было непонятно, кто кого утешает.

До ее прихода Кэтрин несколько часов провела, забывшись тяжелым сном. Страдания последних месяцев и смерть Робби оказались для нее слишком большим испытанием, организм требовал отдыха. И вот теперь, проснувшись, она узнала о скором отъезде Хью.

Об этом ей сообщила Молли, добавив, что ее не стали будить по приказу лэрда, однако умолчала о том, что все это время Макдональд провел у ее постели.

Глаза цвета морской воды были полны невыразимой боли, рука почти касалась ее руки, лежавшей на одеяле. Только однажды Молли рискнула потревожить хозяина, но зареклась делать это вновь — слишком уж он рассердился. Как будто драгоценные часы молчаливого бдения у постели любимой стали для него священными, почти мистическими.

Новость опечалила Кэтрин. Клан уже потерял одного из своих вождей, неужели теперь он лишится второго? Когда же закончится эта бессмысленная череда смертей?

Неожиданно она вспомнила слова Робби: «Жизнь, дорогая Кэтрин, дана человеку для того, чтобы жить. Невзирая на отчаяние, невзирая на боль. От этого никуда не убежать, не спрятаться, и бессмысленно притворяться, что это не так. В противном случае ты перестанешь существовать. Дорожи каждым прожитым мгновением, лови его, делай своим. А если не сделаешь, то будешь всегда об этом жалеть. Поверь мне».

Пока Кэтрин неторопливо одевалась и зашнуровывала ботинки, эти пророческие слова звучали у нее в ушах. Подойдя к окну, она начала причесываться, взгляд, устремленный на океанские волны, был преисполнен решимости.

Хью должен остаться.

Молли вызвалась присмотреть за Уильямом, который уже предвкушал встречу с Драконом и Джейком.

Придирчиво оглядев себя в зеркале и убедившись, что сделала все возможное для улучшения внешности, остальное довершат здоровая еда и отдых, для чего потребуется несколько недель, молодая женщина выскользнула из комнаты, поднялась на четвертый этаж и с бьющимся сердцем остановилась у заветной двери. Она много раз стучалась сюда, ощущала гладкую дубовую поверхность, отполированную веками, касалась пальцами холодного железа скоб. Да и голос, отозвавшийся изнутри, был ей знаком, почти каждую ночь она слышала его во сне.

Дверь бесшумно повернулась на смазанных маслом петлях, и Кэтрин очутилась в мире, где бывала многократно, однако в первое мгновение ей показалось, что она не туда попала, настолько здесь все изменилось. Огромная комната, тюрьма из камня, дерева и стекла, служила обителью лэрду Ненвернесса. Одна стена была почти сплошь из окон, открывая вид на море, над которым сейчас кружился пушистый снег. Все это она видела и раньше, а вот книги в толстых кожаных переплетах, некогда аккуратно расставленные на полках, теперь в беспорядке валялись повсюду, покрытые толстым слоем пыли. Огонь в камине бросал тусклый отблеск на многочисленные бутылки и стаканы, громоздившиеся и на маленьком столике, и на полках с инструментами. Исчезли чистота и порядок, которыми лэрд некогда так гордился. Довершала картину пара домашних туфель, стыдливо выглядывавших из-под кресла. Почему-то увидев их, Кэтрин потеряла дар речи, и слова, которые она приготовила, застряли в горле.