Факультет патологии - Александр Минчин

— Значит, ко мне ты могла прийти в таком виде? Ко мне по-всякому можно, чего там, все сойдет. А к ним так нельзя, да?!

— Ну, Саша, пожалуйста, я к тебе тоже очень тщательно собиралась.

Я смеюсь и не могу остановиться.

— Но к ним надо по-другому, я знаю, они же не ты.

— Я ненавижу ждать, когда кто-то собирается, это убивает меня. Убей меня лучше сначала, хочешь, на, убей, — я бросаюсь к ней, — только не ждать и не переодеваться.

Она целует меня и смеется. Совсем всерьез не воспринимает.

Я расплачиваюсь, когда она выходит, я не люблю это делать при ком-то, при ней тем более. Вся эта денежная процедура мне неприятна.

Машина отъезжает, улыбка у водителя довольная, слава богу; им вечно мало.

— Ты подождешь меня, я быстро, вот увидишь. Это не займет много времени.

— Хорошо, — старчески ворчу я, и она целует мои глаза.

А я стою и думаю, сколько девочек из нашей группы живет в общежитии, и сколько из них это видело, и через какое время это разнесется по всем закоулкам факультета: с кем встречаюсь я. Эта «тайна» их вечно волновала. Просто жизни им не давала. Они ни одну не видели.

Она скрывается в плаще, идущем по ее ногам.

И тут я вспоминаю, что у меня сегодня лекция по зарубежной литературе… была. И читала ее Храпицкая, доцент, страшная, но умная. Ладно, переживет как-то, думаю я.

Напротив ворот общежития, наискось в двух шагах маленький стеклянный магазинчик. После такси у меня еще остается пять рублей. Ровно на шампанское, как раз, и я знаю, что в этом магазинчике оно всегда бывает, продается.

Я покупаю бутылку шампанского, которое нравится отцу. Только один сорт — полусухое. Он вообще не пьет ничего другого, кроме этого, и то по праздникам, событийно. Просто так себе позволить не может. Старая гвардия. (Фронт и все такое прочее.)

В кармане у меня остается мелочь. Я иду обратно и думаю, сколько мне еще ждать надо. И тут неожиданно наталкиваюсь на нашу старосту Городулю.

— О, Саш, а ты чего это здесь делаешь? Ты смотри, с бутылкой шампанского!

— Люба, — говорю я, — ты секреты хранить умеешь?

— А что? Конечно, — Она становится необыкновенно серьезна, я с ней никогда откровенным не был.

— Ты никому не скажешь?..

— Что ты, честно, никому!..

— Як тебе пришел, для свидания!

— Да ну тебя, вечно шутки одни. Ничего серьезного.

— А жаль, да, Люб?..

— Ну ты и жук, Сашка, еще тот.

— Но не пожучистей тебя, — продолжаю традиционно я.

— А что, я — девушка.

— Ладно, я тебе верю, Люба. — У меня хорошее настроение в этот раз, и я не хочу ей портить его. — Вот поэтому ты сама понимаешь, что я не могу приходить к тебе на свидания…

— Почему?

— Потому что ты — девушка. Она сияет.

— Ну ты даешь, а с виду тихий такой.

К счастью, она сама спешит куда-то и скрывается быстро, вся расфуфыренная, в сторону метро.

Фу-у, с облегчением вздыхаю я. И думаю: будь ты счастлива, девушка.

Прошло минут всего десять, я стою с бутылкой в руке и думаю, ну, еще полчаса, как минимум, это точно. И собираюсь набраться сил для душевного и телесного томления.

И вдруг она неожиданно появляется передо мной:

— Вот и все, я готова.

— О, чудо, — говорю, — ты правда необыкновенная женщина, что не заставила ждать так долго.

— Пошли? — Она делает первый шаг.

И тут я продираю глаза и смотрю на нее. Она одевается так, что мне стыдно идти с ней рядом по улице. Нет, не броско, а очень тонко, со вкусом и обалденно выдержанно: в кофейный костюм с поднятыми плечами и удлиненную юбку с изящным разрезом сбоку от колена, кофты не видно, так как на шее что-то легкое и воздушное повязано. И все в тон — от туфель до сумки и платка. Феноменальный ансамбль, мне не верится, что она когда-то давно, сегодня, была моя. (Эта женщина из какого-то чудного журнала, прекрасная фотография законченного совершенства.) Такая женщина не могла быть моей: она совершенство. Я стою и не двигаюсь.

— Пошли, Саша. Ты что стал?

— Э-э… Наташа, мне неудобно идти с тобой.

— Это почему? Что, я плохо выгляжу? Неужели она не знает цену себе? И на такого недоделанного позарилась! А я еще там выставляюсь, делаю всепобеждающего героя из себя, победителя.

— Нет! Ты чудесно выглядишь…

— Я рада, что тебе нравится… что нравлюсь тебе.

— Но я плохо выгляжу, мне неудобно идти с тобой.

Я взглядываю на вытертовато-потертые джинсы песочного вельвета, туфли…

— Пойдем, не придумывай, Саш. Мы же идем к твоим родителям, и я должна была как-то одеться… скромно.

Нет, обалденная девчонка.

— Хороша скромность…

— Ну, Саш. Ты же не хочешь, чтобы тебя здесь кто-то увидел.

Я подпрыгиваю как ужаленный, и мы быстро удаляемся.

— Откуда ты знаешь?

— Я видела, как с тобой Городуля разговаривала, она живет этажом ниже меня.

— Как, ты уже тогда была готова?

— Да, я стояла в подъезде и ждала, пока она уйдет.

Изумительная женщина.

— Я же тебе говорила, что быстро все делаю, я тебя не обманывала.

Я еще прибавляю шаг, ускоряя.

— Почему ты боишься, чтобы тебя увидели со мной?

— Ну… это сложно.

— Нет, ты смотри, ему даже не стыдно подтверждать. — Она смеется. — Удивительный мальчик, первый, кому со мной стыдно появляться. Хоть бы отказался!

Я улыбаюсь, глядя на нее, мы приближаемся к Новодевичьему.

— Я что, такая уродина, и тебе поэтому неудобно, что тебя увидят рядом, да?

— Нет, я не хочу и не желаю, чтобы увидели тебя, а не меня. Я ненавижу, чтобы МОЕ перемалывали на курсе и щупали все, кому не лень. Тебе понятно?!

— Хорошо, хорошо, успокойся, я не думала, что это заденет тебя.

Я погорячился. И целую ее в щеку, остужаясь. Но не до конца.

— Поэтому не задавай ненужных вопросов, я всегда делаю то, что правильно. И единственно верно.

Она расплывается в улыбке, бесподобной.

— Что вы говорите?! Я этого не знала.

И тут я не выдерживаю своего напыженного вида и смеюсь.

— Саша, а куда мы идем? — спрашивает она. Тут я вспоминаю, что забыл спросить ее.

— У нас еще целый час, ты не хочешь прогуляться до моста, а потом по той стороне набережной?