Имитация. Насмешка Купидона - Алекс Джиллиан

— Думаешь, тебя это оправдывает? — ледяным тоном спрашиваю я. Фей ухмыляется с горечью, на лице застывает уставшая маска, сквозь которую проглядывает печаль.

— Кто ты такой, чтобы я перед тобой оправдывалась? — голос Фей звучит ожесточенно.

— Кто я? — срываюсь с места и хватаю ее за локти, сильно встряхивая. — Тебе напомнить, мать твою?

— Я похоронила свою мать семь лет назад, — запрокинув голову, она дерзко и уверенно сморит мне в глаза.

— Хочешь посчитать потери?

— Хочу, чтобы ты ушел и никогда не возвращался.

— Я не звал тебя в свою жизнь!

— А теперь я прошу исчезнуть из моей, — шипит она, срываясь на крик, и я резко отпускаю ее.

— Я выиграю, Фей. Ты останешься ни с чем, — сообщаю прерывистым голосом, поправляя пиджак и галстук.

— Этого никогда не случится, — уверенно отзывается Фей. Я кривлю губы в снисходительной улыбке.

— Посмотрим.

— Тот, кто воюет ради мести, всегда проигрывает, Джером. Единственное, ради чего стоит сражаться — это жизнь и люди, которых ты любишь, — а теперь ей удается поразить меня. Неужели, Фей?

— Удивительно точно, но не про тебя. Ради любви ты торгуешь своим телом? Или ради красивой жизни, Фей?

— Одержимые местью не видят очевидных вещей, Джером. Когда ты прозреешь, все будет кончено для тебя, и, может быть, для меня тоже.

— Объясни! — требую я.

— Нет, — она резко качает головой. — Не хочу! Не буду. Просто убирайся. Исчезни. И амбала своего забери. Хочешь мстить мне? Внеси в список. Я не против, не боюсь. Если бы ты действительно был способен играть по-крупному, то не задавал бы глупых вопросов, не искал мне оправданий, не позволял мне оскорблять тебя и не выпрашивал слезных извинений. Ты же этого ждешь? Что я упаду к твоим ногам, раскаюсь? Поклянусь, что была под кайфом, не в себе, что меня шантажировали, заставили, и прочий бред? Смирись, малыш, ты не единственный парень с яйцами в моей жизни. Не первый и не последний, а так… проходящий. Я любила тебя, да и спорить не буду, но мир огромен, горизонты открыты, а я молода, чтобы рисковать собой ради человека, который никогда не поставит меня выше того статуса, что я имею сейчас. Я всегда знала, куда мы идем, Джером, а ты… ты витал в своих иллюзиях, построенных на воспоминаниях о девочке, в которую когда-то был влюблен. Той девочки нет, как и семнадцатилетнего Джерома Спенсера с его мечтами о полицейской академии. Мы разбились о реальность. Оба. И у меня хватает мудрости, чтобы не осуждать тебя. Сделай для меня то же самое.

— Не осуждать меня? — от ее наглости у меня снова алые вспышки перед глазами мельтешат, внутри все горит от ярости. — Я, бл*дь, жениться на тебе собирался.

— Ты бы никогда этого не сделал. Открой уже глаза. Зак Морган в моем прошлом, и как выяснилось, и в настоящем это слишком сильный удар по твоей гордыне и самолюбию. Но в чем-то он лучше тебя. Честнее. Зак никогда не обещал того, чего не мог дать, не говорил слов, которые на самом деле ничего не значили.

— Не произноси его имя при мне, — рычу я, снова хватаю ее за скулы и стискиваю до слабого всхлипа от боли. Фей не сопротивляется, просто смотрит потухшим взглядом; в нем нет ничего, ни злости, ни ненависти, ни сожаления. Пустота. Пластиковая кукла, долбаный манекен, который может приобрести каждый. — Когда я раздавлю его, а это случится, — приближая свое лицо к ее, свирепо обещаю я, — Займусь тобой. У тебя не останется ничего и ни единого шанса выжить в этом городе. Найду, куда бы ты ни сбежала, и снова все отниму. Поверь. Я найду способ.

— Как страшно, — насмешливо ухмыляется Фей и болезненно морщится, стоит сильнее сжать пальцы.

Ее глаза с нечитаемым выражением и холодным блеском смотрят в мои, прямо, уверенно, неотрывно. Подняв руку, она оборачивает ладонь вокруг моего запястья, пытаясь ослабить хватку. Прикосновение неожиданно нежное, ласковое. Ее пальцы теплые, слегка подрагивающие. Взгляд становится глубже, снова затягивая меня в свой лживый омут, отражая то, чего там быть не может. Да, она делает это. Снова. Глазами и прикосновениями. И мне воздуха не хватает. Так хочется поверить. Просто вычеркнуть последние сутки из своей жизни и притвориться, что ничего не случилось.

Магнетическое притяжение, энергия. Связь, ощущаемая физически, каждым атомом, она никуда не делась. Витает между нами, мечется, не желая разрываться. И мое сердце снова дает сбой, программы уничтожения чувств не работают, пораженные вирусом. Я нестабилен и все еще болен. Отравлен этой хладнокровной гадиной. Она права, я жалок. Моро тоже прав. Каждое слово Фей обо мне и все ее упреки.

Нервная дрожь проходит по телу и, пошатнувшись, как пьяный, невидящим взглядом впиваюсь в красивые, но такие чужие черты лица Фей. Я отступаю, растопыривая пальцы, и толкаю ее назад. Она все еще держится за мое запястье, удерживает равновесие и с невероятной силой дергает меня на себя. Я опомниться не успеваю, как она обхватывает тёплыми ладонями мое лицо и, приподнимаясь на носочках, прижимается к губам.

Я должен оттолкнуть ее, лживую, чужую, продажную, но не могу. Не сейчас. Безумие возвращается. Я в аду, и что-то есть в ее глазах, в поцелуе — не любовь, не прощание, что-то большее, глубокое, надрывное, отчаянное. Как поцелуй перед смертью или прыжком в пропасть, или выстрелом, сделанным в упор, пока я стою, как дурак, в последний раз вдыхая ее аромат.

Сам не замечаю, как руки опускаются на тонкую талию, сильно сжимая и впечатывая в стену, я уже сам целую ее, грубо, жадно, прижимаясь всем телом, втискиваясь между раздвинутых бедер, наплевав на сотни «но» и тысячи причин, по которым не должен этого делать, и миллионы поводов стиснуть в пальцах не тонкий шелк халата, а ее шею. Я люблю ее, я ее ненавижу, и я все равно хочу ее до боли, до одури, точно зная, что через пару дней она будет принадлежать другому, отдаваться с такой же страстью. Я все это видел своими глазами. Я должен испытывать отвращение, брезгливость, я должен бежать отсюда, но я целую ее лживые губы, распахивая тонкий халатик, под которым ничего, кроме голой