Пасьянс на красной масти - Кирилл Шелестов

— Мне-то как поможешь?! — недоверчиво усмехнулся Бомбилин.

— Ты сможешь еще за это получить приличные деньги, — объяснил я.

— Не нужны мне деньги! — махнул рукой Бомбилин.— Я тебе не проститутка!

— Хва брехать-то! — возмутился Петрович. — Кого ты тут перед нами строишь! Не проститутка он! Не проститутка — значит, и веди себя прилично! Ты вона человеку сколько уже денег должен? Ты отдавать-то их думаешь? Или простить собрался? Он мог бы с тобой и по-другому разговаривать. А он тебе помощь предлагает.

— Правда, Роман Сергеевич, — неожиданно пришла мне на помощь Светлана Ивановна. — Ты бы послушал. Один раз ведь уже сделал по-своему. А он, вон, зла на тебя не держит. Так ведь, Андрей Дмитриевич?

— А много ли денег-то?! — не вытерпел практичный Петрович.

За время выборов я успел передать ему и Бомбилину двести двадцать пять тысяч долларов, что, откровенно говоря, для такой избирательной кампании было мелочью. Каждый из двух основных претендентов потратил как минимум в десять раз больше. Так или иначе, но Бомбилин своим разрывом поставил точку на дальнейшем финансировании, сэкономив мне семьдесят пять тысяч, из тех трехсот, что я брал у Храповицкого.

Деньги лежали возле моих ног в спортивной сумке, которую я предусмотрительно захватил с собой. Впрочем, предлагать Бомбилину всю сумму я не собирался.

— Пятьдесят тысяч долларов, — ответил я небрежно.

— Господи! — ахнула Светлана Николаевна. — Много-то как!

— И почему только я никуда не выбираюсь! — с тоской воскликнул Петрович.

Бомбилин молчал и сопел.

— Нет! — наконец решил он. — Не пойду на это! У меня еще совесть трудовая есть!

— Это откуда же у тебя совесть? — взвился Петрович. — Когда ты деньги у Андрей Дмитриевича брал и обещал с ним во всем советоваться, где она была, твоя совесть?! Или ты думал, что тебе за красивые глаза платили? А когда ты врал людям все подряд, что квартплату снизишь, что всех воров посадишь, что на заводе порядок наведешь? Ведь знал же ты, что никогда этому не бывать?!

— Не знал! — огрызнулся Бомбилин. — Я в это верил!

— А сейчас, значит, не веришь? — едко подхватил Петрович. — Быстро же ты разуверился!

— Я и сейчас верю! — защищался Бомбилин.

— Не ври! — досадливо отмахнулся Петрович. — Нам-то только не ври! И не зли меня! — прибавил он сердито. — Совесть, вишь, ты, у него появилась!

— Роман Сергеевич! — не выдержала Светлана Ивановна. — На пятьдесят тысяч квартиру можно новую купить. Трехкомнатную! — И она опять заплакала.

Бомбилин засопел еще громче. Некоторое время в комнате было слышно только его дыхание и приглушенные всхлипывания Светланы Ивановны.

— А больше дадут? — вдруг отрывисто поинтересовался Бомбилин.

— Больше не дадут, — ответил я твердо.

— И так тебе много! — вставил Петрович.

— Роман Сергеевич! — молила Светлана Ивановна.

— А деньги где? — Бомбилин злобно посмотрел на меня.

Я молча открыл сумку и потряс ее из стороны в сторону, чтобы он увидел десятитысячные пачки долларов.

Светлана Ивановна ахнула и всплеснула руками. Петрович вспотел.

— Выбирай, — сказал я. — Или деньги, или иди пить дальше!

— На что пить-то? — опять всхлипнула Светлана Ивановна. — И так уж все пропито!

Еще секунду Бомбилин колебался. И наконец, что-то в нем сломалось.

— Давай! — азартно крикнул он, протягивая руки к сумке.

Я, не спеша, отодвинул сумку и закрыл «молнию».

— Деньги получишь завтра, — ответил я. — После того, как дашь пресс-конференцию. Мои люди привезут их Петровичу. И вручат только после того, как ты сделаешь все, что необходимо. Не забывай, один раз ты уже меня обманывал.

— Дай сейчас хоть пару тыщ! — взвыл Бомбилин.

— Завтра! — повторил я. — Пойдем, Петрович.

В машине я подробно проинструктировал Петровича относительно завтрашней пресс-конференции и его дальнейшего сотрудничества со штабом Силкина. Убедившись, что он все усвоил, я достал десять тысяч долларов и протянул ему.

— Это тебе, — сказал я. — За прежнюю работу, я думаю, ты уже взял, никого не спрашивая. — Петрович виновато усмехнулся, но отпираться не стал. — А это — за будущую работу на Силкина.

Петрович с удовольствием помял пачку в руках и сунул в карман.

— Это правильно, Андрей Дмитрич! — одобрил он. — Я, вообще сказать, заметил, что ты, когда подумаешь, всегда правильно поступаешь! А насчет твоего задания даже не сомневайся! Все в лучшем виде сделаем!

Когда я высаживал его возле его дома, он на минуту задержался.

— Андрей Дмитрич, — озабоченно проговорил он. — А я вот думаю, когда Силкин победит, может, меня к нему возьмут, а? На какую-нибудь должность. Мне ведь много не надо. Ты там похлопочи, если что. А то надоело мне где попало ишачить.

— Похлопочу, — пообещал я устало.

В эту минуту я пообещал бы что угодно. И кому угодно.

К себе я добрался к шести утра. Объяснив Гоше, кому и как завтра нужно будет вручить деньги, я отпустил охрану. Я падал с ног, но решил не ложиться, чтобы не заснуть. У меня была еще пара дел.

В половине восьмого, выпив пять чашек кофе, я позвонил Храповицкому на мобильный телефон. По счастью, он уже встал, значит, ночевал не дома.

— Срочно высылай юристов в Нижне-Уральск! — В голове у меня все плыло, и я старался не сбиться. — Заместитель Силкина по экономике будет их ждать в своем кабинете. Сегодня они должны все обсудить и после пресс-конференции Бомбилина подписать бумаги.

— Шутишь?! — ахнул Храповицкий. — Неужели получилось?!

— Надеюсь, — ответил я. — Только я, с твоего позволения, сегодня на службе не появлюсь. Если что, звони.

— Ну, ты даешь! — протянул Храповицкий. — Поверить не могу!

После него я позвонил своему секретарю.

— У тебя есть под рукой бумага и ручка? — осведомился я. — Необходимо кое-что записать.

— Конечно, — отозвалась она невозмутимо. Ее невозможно было застать врасплох.

— Как только ты появишься на работе, зайди в приемную Крапивина и передай следующее сообщение. Дословно. Записываешь?

— Записываю, — ответила она коротко.

— Андрей Дмитриевич готов принять Виктора Эдуардовича завтра в четырнадцать тридцать в своем кабинете и надеется, что Виктор Эдуардович не забудет войти к нему в кабинет со словами «Дяденька, прости поганца». Точка.

На другом конце трубки повисла тягостная пауза. Она не одобряла моего распоряжения, и это было слышно даже по молчанию.